Борис Рогов - Сальто мортале

– Конечно, знаю, талантливый молодой мастер. Одно время со мной работал. Он тут причём?

– Вот этот молодой талантливый и стал у нашей девочки первым мужчиной. В прошлый Новый год он её затащил к себе в мастерскую и там соблазнил. Как мне Ленка рассказывала, сыграл на её любопытстве.

В волнении Тришин снова достаёт коньяк. Наливает себе стопку и залпом проглатывает. На мгновение замирает и продолжает снова:

– Вот ведь паскуда какая, этот Беляев! Теперь понятно, почему он всё время так странно улыбается, когда мы с ним в Союзе пересекаемся. Я с ним поговорю…

– Остынь! О чём ты будешь с ним говорить? О том, что твоя дочь – шлюха? Мне тоже коньяка налей, что один то пьёшь? И мандаринку…

– Галя, как ты можешь так о родной дочери! Перестань, пожалуйста, мне очень неприятно это слышать. Даже если это правда. А Беляеву я морду начищу, чтобы девок не портил. Ей же тогда только 17 было…

Супруги сидят устало за кухонным столом. Свист закипевшего чайника возвращает их к действительности. Я достаю чайные чашки и пирожные.

– Давай сейчас еще чаю с коньячком, и спать пойдём. Утро вечера веселее.

– Нет, давай всё-таки дождёмся нашей доченьки и сообщим ей об изменившихся планах. Ты, наверное, права – рано Ленке замуж.

2 января, Москва, Николай Морозов

Второй день 1977 года в Москве выдался солнечным. Николай Иванович вместе с супругой встречал новый год у дочери в Медведково. Праздник прошёл по-семейному спокойно. Из Белорусии Костя приехал. Демонстрировал семейству новую девушку. На это глава клана не мог не пошутить: – Новый год – новая любовь! Девушка сначала хотела обидеться, но поняла, что пока не по статусу и смеялась вместе со всеми. Внучёк тоже радовался, пытался уже что-то говорить, правда, пока не внятно, но для полутора лет нормально.

«Старикам» выдали внука, и это были самые приятные моменты нынешнего праздника. Славик вёл себя прекрасно, всем улыбался, много щебетал что-то по-своему, распространяя вокруг сплошное умиление.

– Хорошие у нас ребятишки растут, – садясь за кухонный стол, поделился старый полковник с супругой.

– Да, просто душа радуется, на них глядя, – отвечает та в тон ему, – ты есть хочешь? Может разогреть что-нибудь. Мне тут Наташка целую кастрюлю всякой снеди нагруз… Кажется, телефон звенит. Возьми трубку, наверное, кто-то поздравить нас хочет. Я пока ужином займусь.

Пришлось полковнику отложить на время стопочку беленькой и топать к аппарату.

Звонок из Сибири от Бориса. Поздравив с Новым Годом, пожелал как положено счастья и здоровься, напомнил ветерану о трагических событиях ближайших дней, про которые писал в памятной записке. Николай Иванович уже успел позабыть о ней, тем более, что не придал никакого значения.

… У вас будет время, чтобы подумать и, может быть, как-то изменить ход событий. Вы моё послание, случайно, не потеряли?

– Обижаешь, Борис, я ещё не настолько стар, чтобы терять важные документы. Вот только, что я смогу сделать?

Борис на всякий случай всё-таки рассказывает о страшных событиях зимы наступившего года. Начинает со взрыва в поезде метро.

– Первое, 8 января в 17.33 в вагоне метро между станциями «Измайловская» и «Первомайская» произойдёт взрыв бомбы. Семеро человек погибнет, одиннадцать будет покалечено. Второе, в этот же день, в 18.05 в продуктовом магазине № 15 на ул. Дзержинского в торговом зале тоже произойдёт взрыв, к счастью без погибших, но раненные будут. Третье, у продмага № 5 в урне будет еще один взрыв, тоже будут только раненые.

– Да, я помню, помню! Но ты точно не шутишь? Смотри, пацан, так шутить нельзя!

– Николай Иванович, не кладите трубку, пожалуйста! Поверьте, это правда. Только, если надумаете, действуйте осторожно.

– Что тут осторожничать? В КГБ позвоню и пусть те, кому положено этим занимаются. Кстати, ты и сам мог бы им позвонить.

– Тут всё не так просто. Если я сам позвоню, в лучшем случае, мне не поверят, а в худшем обеспечат душевные беседы в кабинете с решётками на окнах. Кроме того, есть подозрения, что взрывы – игры наших доблестных спецслужб.

– Ты как скажешь что-нибудь, так хоть стой, хоть падай… КГБ то это зачем?

– У КГБ мотивы были, есть и будут. После Хельсинского совещания в СССР резко активизировались диссиденты всякие и прочие наймиты мирового капитала. Действуют в рамках хельсинских договорённостей. Вот если их на терроризме поймать, то получится совсем другое дело. Можно будет всех недовольных по психушкам рассовать…

– Надо будет подумать, посоветоваться с друзьями, может можно что-то придумать простое и эффективное.

– Николай Иванович, только очень тщательно всё продумайте. У меня тут для вас ещё «шутка» имеется. 25 февраля в половине десятого вечера, в гостинице «Россия», в нескольких помещениях одновременно произойдёт возгорание. Пожар будет страшный. Только погибших около сотни, множество обожжённых и раненых. При этом причину не найдут. Официально напишут – «пожар произошёл от внешних причин». Впрочем, я вам про неё тоже писал.

– Боря, ты сейчас о чём? Что-то я забыл. Каюсь, не серьёзно отнёсся к твоим пророчествам. Впрочем, я и сейчас не очень верю.

– Хотите, как говорится, верьте, хотите – нет. Больше я вас никак убедить не могу.

Полковник тяжело вздыхает.

– Да, уж, Борис Григорьевич, задал ты мне задачу. Не могу я тебе поверить, но с какой целью ты меня разыгрываешь, я тоже не понимаю. Не в моих силах что-то со всем этим сделать. Хотя тебе из Сибири с ней точно не совладать, а делать что-то нужно… Будем думать. Обещаю, что с надёжными людьми из ветеранского движения я поговорю. Номер вагона, в котором будет заложено взрывное устройство, ты не помнишь?

– Помню. Третий вагон по направлению в сторону «Первомайской».

На этом первый в новом году разговор с Морозовым я заканчиваю и сажусь за стол, чтобы записать итоги сегодняшнего, такого насыщенного событиями дня.

Хорошо, что Ленкины предки решили повременить со свадьбой. Жить лучше так, как сейчас. Сегодня Лена, конечно, круто отожгла… При воспоминаниях о скачках вчерашней ночи, у меня даже перехватывает дыхание.

Хорошо, что московских террористов вспомнил, через этот след можно выйти на верхние ярусы политики, но тут надо быть крайне осторожным. С КГБ играть рискованно. Можно голову сломать. Пока ничего не могу придумать…

3 января. Москва. Сквер на Грузинской. Морозов и Алейников.

– Значит, Николай, говоришь, что возможно контора замешана? Это плохо! Значит, если просто написать в милицию, то реакции не будет никакой. Похерят, и никто потом ни шиша не найдёт. Сергей Петрович Алейников, крепкий старик с седой шевелюрой, зачесанной к затылку, и густыми чёрными бровями, замолчал, пристально глядя на Морозова.