Борис Рогов - Анархист

– Плетнёв! – Окликнул его командир эскадрона. – Тащ чекист! Прикажите поворачивать назад. Сейчас стемнеет. В темноте и кони, и люди могут ноги переломать. Себя не жалко, хоть людей пожалей.

– Нет! – Плетнёв, не оборачиваясь, огрызнулся, тяжело хватая воздух. – Скоро на гребень выйдем… Видно будет куда… эта сволочь ушла…

Вдруг серую тишину пробил резкий, как выстрел вопль: – Вер-ши-на! У-р-а-а-а! – Кто-то из бойцов достиг точки, от которой все пути вели вниз. Бойцы, не сговариваясь, рванули на голос.

Действительно, путь вверх закончился занесенным снегом скальным выступом. Куда идти дальше по-прежнему непонятно.

– Ладно… – Плетнёв смирился с очевидным. – Двигаем на север. Наверняка внизу река или ручей, который в Майму впадает, а там и до казармы полчаса ходу.

…

Часом раньше Гуркин с товарищами по несчастью перевалили через гриву на Сайдысу. Затем они поднялись прямо по руслу до ручья, и через перевал спустились в долину Улалушки.

– Опасно с вами дело иметь, – проворчал Михей Евлампыч, когда присел рядом с Гуркиным на привале. – Простой секрет не могли скрыть.

– Мы же простые алтайцы, – начал прибедняться тот. – Бесхитростные туземцы. Дикий, доверчивый народ, дети гор.

– Вот-вот, и я о том же. Как вам можно что-то важное доверить? – Михей не унимался. Вы ещё о какой-то тактике и стратегии говорить собрались. Смешно, ей богу…

– Значит, будем тренироваться… Т-с-с! – вдруг приложил палец к губам Григорий.

– Стой! Стрелять буду! – раздалась команда из пелены сумерек. – Кто такие? Куда прётесь?

Серое пятно сгустилось до тёмных очертаний человеческой фигуры.

– Мы идём в Улалу, заблудились в тумане, – начал плести Гуркин, незаметно вытягивая из-за пояса наган. – Может, уважаемый, поможете нам, выведете нас на тропу.

– Руки показал! – крикнул тёмный силуэт. – Держи их на виду, чтобы я видел, а то много тут варнаков всяких колобродит. Ты один?

– Никак нет, – Гуркин выставил открытые ладони перед собой. – Нас тут целый караван заблудился. Вызвали нас с разных мест в эту самую Улалу… а погода вишь как…

Внезапный порыв ледяного ветра заглушил последние слова.

…

Новосёлов и Вязилкин, немного подумав, загрузились мешком сухарей и отправились вверх по Улалушке. Там у подножия горы Сугул, среди горных пасек их должен был дожидаться отряд из остатков «армии» Белокобыльского. На одной из заимок они и расстались накануне. Изба на заимке была всего одна, да и та летовка без печки. Повстанцы свалили три еловых лесины, соорудив из них нодью [81] нодья – костра для обогрева из трёх брёвен, сложенных пирамидой по длине. . На ней же и сподобились сварганить кулеш из остатков продовольствия. Для лошадок имелся только навес, не спасавший ни от снега, ни от ледяного ветра, поэтому бедные животные жались поближе к костру и к людям.

Вёрст пять, отделявших окраину Улалы от пасеки, Новосёлов и Вязилкин прошли быстро. Уже на подходе к лагерю они стали свидетелями разборки караула со странной, многочисленной, но разношёрстной командой.

– Товарищ, – обратился Новосёлов к караульному, – доложите, что происходит.

– По вашему приказанию, товарищ командир, останавливаем всех подходящих к лагерю, допрашиваем и реквизируем оружие и продовольствие, – караульный замялся, – по возможности.

– А вы, господа-товарищи, кто такие и куды путь держите? – внимание Новосёлова переключилось на беглецов.

Гуркин, как организатор, принял на себя роль переговорщика и вкратце обрисовал приключения своей команды.

– Значит, говорите, чекистов застрелили прямо в сенках? – недоверчиво расспрашивал старого кержака смуглый мужик в черной мохнатой папахе с ввалившимися щеками. – И никто не ушёл?

– Один успел, гнида. – Отвечал, почесав бороду, Михей Евлампыч. – Даже я в него попасть не сподобился. А я на губернских смотрах бывало, призы за меткость брал… Наверняка, солдат привёл. Однако господь нам помог. Вон какà погода ноне, хрена они нас найдут.

Утром следующего дня ударил морозец. Посланцы сеоков, родов и общин ещё затемно, по очереди стали расходиться. Было решено с активными действиями повременить до весны, а пока всё обдумать, взвесить и выработать предложения для следующего собрания. Место определили в урочище Солтон, где расположены родовые земли кумандинских сеоков.

Монгуш-оол к себе в Урянхай решил не возвращаться.

– Я домой приду, мне сразу надо будет обратно идти, чтобы к сроку вернуться. Так какой смысл ноги ломать? Я, Григорий Иванович, здесь с тобой поживу. Помогу чем смогу.

– Мы с Вязилкиным собираемся в родное Причумышье двинуть. Это верст двести отсюда. С мужиками из отряда Белокобыльского попробуем красные продовольственные обозы пощипать. Поэтому, если с нами, то без зимнего похода не обойтись.

– Тогда я с Чоросом останусь. Вместе весной и на Солтон пойдём. А пока может по глотку архи [82] арха – монгольская водка, дистиллят кумыса ? – предложил Монгуш, доставая объёмистую фляжку из-за пазухи.

– Да, от доброго глотка грех отказываться, я бы и чарочку пропустил. – Обрадовался Вязилкин.

К сожалению, повезло далеко не всем из членов великого курултая. Уйти удалось казакам, которые позже влились в отряд есаула Шишкина, урянхайскому посланцу Монгуш-оолу, Гуркину и староверам-кержакам. Шорских, телеутских и хакасских представителей поймали и без проволочки увели в Улалу, чтобы осудить примерно судом ревтрибунала. До суда их бросили в старый арестантский дом.

(Посёлок Беспаловский Змеиногорского уезда)

– Длинны-ым – коли! – разносится над укатанной снежной площадью команда. – Вправо-о – отбей!

Валенки почти без звука шаркают по снегу. Молодые мужики и бабы с дрынами в руках послушно выполняют команды. Они выстроены двумя шеренгами друг напротив друга и вдохновенно машут палками. Штыковой бой – вещь в партизанской войне полезная, тем более в отсутствии патронов. В умелых руках в смертоносное оружие превращаются и косы, и вилы, и простые оглобли. Против пулемётов, конечно, не сыграет, а в ночном ближнем бою, да из засады вполне.

– Направо – назад! – снова зычный голос Степана Русакова. – Прикладо-ом – бей!

– Эй, Машка, ты чего дрыном мне по кумполу лупишь, – возмущается ломкий подростковый голос. – Не было же уговору взаправду лупить. Хорошо, шапка на вате…

– А ты, Петюньчик, отбивай ловчей, не зевай, – задорно отвечает девка. – В бою тебя шапка не спасёт даже и на вате.

– Прекратить разговоры! – сердито обрывает перепалку Русаков. Ему нравится роль унтера, он строжится и делает недовольный вид, но в усах прячет довольную ухмылку. Тем более что с ностальгией вспоминается ему лето четырнадцатого, когда его самого гоняли унтера в хвост и в гриву. Хоть пришлось ему тогда не сладко, но вспоминал он учение с благодарностью.