Константин Назимов - Мятеж в империи [litres]

– Мало, – пнул я ногой камушек. – Черт! Где-то потребуется топливом заправляться, а это время, и вряд ли мы отыщем столько горючки.

– А что случилось-то? – поинтересовался Терешкин.

– В столице бунт, – не стал я скрывать то, о чем вскоре станут кричать на каждом углу разносчики газет. – Следует перекинуть туда войска и помочь императрице.

– Так погрузим на платформы – и поездом, – как само собой разумеющееся, предложил конструктор.

– Василий Андреевич дело говорит, – поддержал его Анзор. – Пусть до самой столицы и не доедем, но горючку сэкономим, а потом вдоль путей можем устроить перегон, заправляясь в паровозных депо.

– Поехали в штаб нашей армии, надеюсь, генерал Гастев на месте! – принял я решение, но в последний момент посмотрел на своего главного конструктора. – Так, слушай внимательно! Тринадцать бронемашин следует готовить к походу, максимально увеличить боекомплект, не забыть про запчасти, которые чаще всего выходят из строя, – дал указания, а сам скорым шагом направился к автомобилям.

Своего водителя попросил пересесть на заднее сиденье, сейчас важна быстрота, нельзя терять ни минуты. Анзор сел рядом со мной, и мы рванули в штаб нашей армии. По дороге уточнил, есть хоть с кем-то в столице связь. Советник меня обрадовал, что до своих осведомителей он может дозвониться, а вот с резиденцией или тем же Генеральным штабом соединять барышни-телефонистки отказываются, ссылаясь на распоряжения господ эсеров и лично на товарища Чернова.

– Это кто такой? – поинтересовался я.

Мой советник вытащил из кармана обрывок газетного листа, на котором что-то от руки записано, и зачитал:

– Виктор Михайлович Чернов, тридцать четыре года, один из руководителей партии социалистов-революционеров, выходец из зажиточной семьи и старинного дворянского рода, уроженец Саратовской губернии.

– Откуда сведения? – поинтересовался я.

– А из революционной газеты, – хмыкнул Анзор. – Мне зачитали по телефону, сейчас в Москве чуть ли не все улицы усеяны «Революционной Россией»!

– Прямо-таки и усеяны? – недоверчиво переспросил я.

– Говорят, что кое-где даже пачками лежат, – мрачно подтвердил мой советник.

Это плохо. Ларионов проморгал – допустил, чтобы газету где-то массово напечатали и доставили такой огромный тираж в столицу. Из этого можно сделать определенные выводы, и они, как ни прискорбно, печальны. Кто-то в Генеральном штабе и ведомстве ротмистра целенаправленно закрывал глаза на подготовку переворота. Да что там закрывали! Сами помогали и готовились! Предателей вокруг Ольги навалом, чудо, что покушения на нее не завершились успешно. Впрочем, следует отдать должное охранителям, те свою работу выполняют, но их не так много, и противостоять многочисленным боевикам эсеров они не смогут. Да и, честно говоря, у охранителей совершенно другие задачи.

В штабе уже собрались офицеры, слухи распространяются как пожар. К сожалению, ходят и сплетни о количестве жертв с той и другой стороны. Якобы резиденцию уже несколько раз пытались брать штурмом, а в данный момент идут переговоры по отречению от власти императрицы. Эти разговоры мы с Анзором услышали, еще не войдя в зал совещаний. Конечно, такой поворот событий в столице вполне возможен, чего не хотелось бы.

– Здравствуйте, господа офицеры! – вошел я в зал и направился к сидящему во главе стола Гастеву.

Шум немного стих, шепотки остаются, но выкрики прекратились. Обменялся приветствием с Иваном Матвеевичем, повесил шинель на спинку стула и посмотрел на собравшихся. Лица встревоженные, чувствуется, что за будущее империи переживают, и это хорошо. Собрался я с мыслями и начал с того, чего не планировал:

– Господа, как понимаю, о бунте все наслышаны. Конечно, враги России пытаются назвать происходящее революцией, однако я с этим готов поспорить после того, как мы отстоим Отчизну с помощью своего оружия, господа. У меня ко всем вам есть один из главных вопросов и заключается он именно в отношении к происходящему. Если кто-то считает, что в империи назрели радикальные перемены и власть должна перейти к социалистам, то прошу, – указал на дверь, – представить рапорт. Его незамедлительно рассмотрим, выдадим полный расчет; сдадите оружие и офицерскую книжку, а потом можете отправляться на все четыре стороны!

Возмущенные возгласы проигнорировал, прошелся по комнате, а потом стал тихо говорить:

– Господа, Россия на пороге гражданской войны, этого от вас скрывать не собираюсь. Сумеем ли остановить братоубийство? Постараемся сделать все, что от нас зависит. Придется идти под пули своих же соотечественников и проливать русскую кровь. Не остановить бунт другими путями, никакие мирные переговоры, как и уступки со стороны императрицы и высших чинов империи, не помогут.

– Капитан Маликов, – поднялся один из офицеров. – Иван Макарович, разрешите уточнить?

– Спрашивайте, – кивнул я.

– Неужели вы считаете, что собравшиеся готовы предать? Простите, но вы нас обижаете! – заявил капитан, смотря мне в глаза. – Не так ли, господа? – окинул он взглядом остальных.

Раздались одобрительные выкрики, это напоминает не совещание в штабе армии, а какой-то базар-вокзал.

– Тихо! – поднялся со своего места Гастев. – Что вы как дети малые, ей-богу! Устроили гвалт! Иван Макарович дело говорит! Сами подумайте, в какой опасности империя!

– Мы присягу давали! – возразил ему все тот же капитан.

– Алексей Миронович! Не забывайтесь! – повысил голос Иван Матвеевич на своего офицера. – Не посмотрю на ваши заслуги и отправлю на гауптвахту, чтобы в тишине подумали о субординации!

– Господин генерал, – посмотрел я на Гастева, – спокойнее, вопросы поднимаются острые и сажать кого-то на «губу» не стоит. Заранее прошу у всех прощения за следующие слова. – Вздохнул, поморщился, а потом продолжил: – Если в наших рядах окажутся те, кто начнет агитацию против императрицы и самой империи, будет саботировать приказы и распоряжения, то наказание одно – расстрел. В сложившейся ситуации вынужден объявить военное положение на территории Урала и Сибири. Указ подпишу сегодня. Предлагаю всем успокоиться и перекурить, обдумайте мое предложение. Если кто-то, – вытащил часы и откинул крышку, – через десять минут не вернется, то жду рапорта. Разойтись!

Офицеры вновь зашумели и потянулись к выходу. Им необходимо переговорить между собой. Возможно, действую неправильно, мог бы приказ отдать и без разговоров. Об этом мне и Гастев сразу же попенял, мол, в армии не устраивают диспуты. Ничего ему не ответил и объяснять не стал. Господа офицеры – люди чести, и если кто-то сочувствует революционерам, то они сейчас уйдут… Нет, рад, что ошибся: ни одного рапорта, все с перекура пришли уже какими-то притихшими.