Алексей Борисов - Алтарь Святовита

– Вот оно, главное свинство, – мрачно произнес уцепившийся за перила, не слишком склонный к мореходству Балда. – Наше проклятое суденышко, как только мы попали в море, мало того что качает вверх-вниз, да еще болтает из стороны в сторону. Как хорошо было на озере, красота. А теперь?

– Что теперь? – вопросил, свесившись за борт, второй участник событий.

– Как опившийся бражкой выпивоха у нас кораблик, Славка. И почему этот кеч не способен спокойно плыть? А стоит, поди, как сто коров. Разве нельзя заставить его идти, как кобылу, – ровно и устойчиво? На днях я высказался Снорри насчет этого.

Наступило временное затишье. Сунув руку за пазуху, Балда извлек объемистую фляжку и сделал глоток.

– Взгляни-ка, Славка, – нужнейшая вещь в такую ночку. У Ваньки лопоухого выменял.

– Ну, надираться не следует, – заметил Славка, – однако чтобы выжить на нашей посудине, надо, я полагаю, глотать твое питье регулярно. Тогда пошатывание внутри себя уравновешивается с наружным.

Едва прозвучали эти слова, как внезапно позеленевший Балда начал травить за борт.

– Мне очень интересно, – поинтересовался Славка, когда его приятель закончил и попытался отдышаться, – что же ответил тебе Снорри?

– А? Что? Когда?

– Когда ты жаловался, что «Марта» идет совсем не так, как кобыла.

Балда расхохотался.

– Снорри сказал, что я тюлень. И если тюленя взгромоздить на лошадь, то ее также станет качать из стороны в сторону. На, глотни.

В этот момент «Марта» качнулась как люлька, и внезапно вал поднявшейся воды захлестнул приятелей. Те вцепились в поручни, и выпавшую из рук фляжку смыло волной.

– Я же говорил, свинство! – с огорчением высказался Балда.

Дальше я слушать не стал. Дело, по которому я выходил, было завершено, а помочь перебороть «морскую болезнь» было не в моих силах.

Суточная стоянка в поселке Тарванпеа (старое название Кунды) хоть и стала для них своеобразной наградой за пережитое двухдневное морское путешествие, но недуг так и не излечила.

Утром Соболек примостился рядом с жующими сушеные абрикосы сыновьям Игната и Ваней Лопухиным и стал рассказывать.

– Тут, невдалеке, лежит знаменитый камень Линды.

– А кто такая Линда? ― поинтересовался Ваня.

– Старики говорят, что Линда была женой великана Калева. И случилось так, что он умер. Линда положила его на землю и решила возвести над умершим мужем курган. День и ночь она носила огромные камни в своем переднике, курган был практически завершен, и оставалось положить последний камень ― вершину, но подходящего по размеру валуна нигде не могла найти. Тогда она отправилась сюда, в это место.

– Дяденька Соболек, а как велик этот камень?

– Три десятка мужчин, взявшись за руки и обступив его, смогут обнять камень. Высота же его… в пять человеческих ростов [36] Соболек немного увеличил размеры. Высота камня Линды семь метров, а диаметр сорок. .

– Ого, такой и всеми самолвинцами не сдвинуть с места, ― удивился Улеб.

– Так вот, ― продолжил рассказ Соболек, ― подняла она этот камень и понесла, но он настолько был тяжел, что завязки передника не выдержали и лопнули. С тех пор камень так и лежит там. Огорчилась Линда, пошла обратно и так расстроилась, что заплакала. Не смогла она достроить курган для своего мужа. Из слез ее образовалось целое озеро Юлемисте. Жившие тут люди настолько испугались, что стали умолять Линду перестать плакать. Утерла она лицо и сказала людям: «Стройте здесь свои дома в память о моем муже, а если прекратите строить, то озеро затопит вас всех».

– А курган где находится? ― спросил Сулев.

– В Вышгороде. Тоомпеа он называется. С тех пор, люди не прекращают строительство в тех местах, а если кто-то скажет, что все построено ― предсказание сбудется.

– Дяденька Соболек, ― не унимался Ваня, ― мы в Вышгород зайдем?

– Ну, если погода позволит, то в Колывани мы послезавтра будем, там все своими глазами увидите.

Соболек как накаркал. Не дойдя до Колывани двадцати миль, мы вынуждены были переждать шторм в устье Ягалы. И все благодаря барометру, который оградил нас от лишних неприятностей. Как только стрелка показала понижение давления до семисот тридцати миллиметров ртутного столба и уныло продолжила ползти вниз, мы повернули к реке. Набежавший порывистый ветер сначала принес дождь, а затем на море разыгралась буря. Песок дюн смешался с водой, и матового цвета волны накатывались на берег, одна за другой, соревнуясь между собой в высоте гребня. Смотреть на разбушевавшуюся стихию очень хорошо из окна уютного отеля, либо укутавшись в плед, на защищенной террасе, попивая горячий кофе или потягивая выдержанный коньяк, раскуривая ароматную сигару. Ничего этого у меня не было, только интересные собеседники. Спрятавшись в рубке от дождя, компанию мне составили Снорри и Игнат с Собольком. Изредка заглядывал Ваня, справляясь у Стурлассона, не закончилась ли его вахта. Свей отрицательно водил головой из стороны в сторону, и юнга, поправляя капюшон дождевика, вновь выходил на палубу. Мы обсуждали погоду.

– По всем приметам море должно было быть спокойным. Как ты почуял, Лексей? ― спросил Соболек.

– Уши зачесались, а это к дождю.

– А у меня левая нога ныть начинает, ― сказал Игнат, ― когда погода портится. Только за эти дни, наверное, подустал ― вот и не почувствовал.

Буря утихла в два часа ночи, а утром уже ничего не напоминало о грозной стихии. Подняв бизань, мы вновь вышли в море. Расчехленные арбалеты прогревались на солнце, а Ваня натирал бархоткой рынду. «Марта» подходила к отошедшему три года назад датчанам Колывани, городу Линды.

Не успел кеч пришвартоваться к причалу, как к нам стали сбегаться люди. Оно и понятно, подобных судов тут еще не видели, тем более что подошли мы под парусом, двигаясь почти против ветра. Как потом выяснилось, местные решили, что их город навестил новый король Эрик, пару месяцев назад взошедший на трон. Виной тому были: красного цвета парус и сверкающая бронза «Марты». Встретившая нас стража до самого конца не могла поверить, что короля с нами нет.

Вскоре все стало на свои места. Оплатив причальную пошлину, команда сошла на берег. Стурлассон с тремя ушкуйниками остался сторожить кеч, встретив земляков, а остальные разбрелись кто куда. Кое-кому не давало покоя наличие монеток в кошельках, а женские взгляды были настолько красноречивы, что, не успев дойти до Домской церкви, я остался один. Соболек повел ребят показывать достопримечательности в виде рынка, а глазеть на творения местных ремесленников мне было не интересно.

«Что ж, посмотрим церковь и узнаем насчет бани», ― решил я.

Domus Dei (Дом Бога) был по-своему красив. С каменным храмом Петра и Павла в Смоленске, конечно, не сравнить, но что можно было ожидать тут? Ровненькие бревенчатые стены, разметенные метлами лужи у входа и попрошайка с деревянной миской в руках в недавно выстиранной монашеской рясе. Завидев, что я направляюсь в его сторону, он шустро поднялся со ступеньки и юркнул в дверь церкви.