Александр Башибузук - Великий посланник [litres]

Но местные уделяли внимание не только нам, на руинах поселка тоже закипела работа. Работали все, бабы и мужики, взрослые, дети и старики. Причем работали не только простые люди, но и монахи.

Я с любопытством следил за местным народом. Ну что могу сказать… Все живые и веселые, у мужиков волосья и бороды стриженые, особых великанов нет, все больше среднего и малого роста, но кряжистые. Одеты поголовно в домотканые рубахи до колен и свободные порты. Ни лаптей, ни сапог, все работают босыми. Бабы в сарафанах до пят, опрятные, ладные и приятные глазу. Тоже крепенькие и статные. Ну напрочь не видно заморенных невзгодами и голодом людей. И моих головорезов не шугаются, уже обносят по очереди ковшами с чем-то пенным. Улыбаются, пытаются заговорить.

А вон несколько старух вызвались помогать готовить наших павших к погребению. А ведь у местных своих покойников хватает. Да уж, славный народ. Не скажу, чтобы я стал себя чувствовать дома, но на душе потеплело.

– Добрые люди, – очень серьезно заметил падре Эухенио.

– И все поголовно еретики, святой отец, не так ли? – не удержался я от колкости.

– Не усложняйте, сын мой, – спокойно ответил монах и отошел в сторону.

Его сменили Рагнар и фон Штирлиц.

– Сир. – Шваб коротко поклонился. – Шатры установили, охрану я выделил. Рогатки вокруг ставить?

– Ставь. Все контакты с местными – только за пределами лагеря. И предупреди людей, не дай бог, кого обидят или бабу завалят – лично четверту́ю.

– Уже предупредил.

– Сир, – Рагнар слегка замялся, – там мои просятся местным помочь деревню ладить. Разрешите? Вроде люд добрый, вон как привечают.

– Да, сир. – Шваб кивнул. – Мои тоже.

– Не против. Но чтобы в лагере и на кораблях постоянно были часовые.

Едва они убрались, как подбежал Рихтер. Через слово кланяясь, медикус зачастил:

– Ваше сиятельство, ваше…

– Что случилось, Август?

– Там… там… – Из-за волнения лекарь так ничего и не смог выдавить из себя.

– Сир, разрешите, я его зарежу? – Тук свирепо покосился на Августа.

– Давай, – пряча ухмылку, великодушно разрешил я.

Рихтер – достойный ученик Самуила, очень неплохой лекарь, но впечатлительный без меры. Вот и приходится порой клин клином выбивать.

– За что, сир?! – Медикус шугнулся в сторону и сразу обрел дар речи. – Помилуйте! Там местные монахи к раненым лезут. Я их не понимаю, но, кажется, они их лечить хотят!

– Так в чем дело?

– Но… – Август вытаращил глаза. – Я не уверен, что они обладают нужными знаниями…

– Разрешаю под твоим присмотром. Фен, сходи помоги с переводом.

– Как прикажете, сир… – Лекарь огорченно скривился и умчался обратно.

Я не просто так отправил с ним Фена. Приказчики постоянно рядом ошиваются, но большей частью помалкивают, так как китаец сразу мне все переводит. А теперь, надеюсь, языки у них развяжутся.

И не зря надеялся. Русы сразу же начали вполголоса переговариваться.

– Вишь, какой, от трапезы отказался, – шепнул Гром Старице. – Чую, сверх седмицы ни за что не останется. Вот посуди, сегодня вечерком мы отпишем челобитную, в ночь отправят ее голубем дальше по монастырям; пока будут переправлять, то да се… раньше месяца ответа ждать не стоит. Надо нарочными идти, чтобы опередить его.

– Ничо, – ответил Старица, – где одна седмица, там другая и третья. На охоту сходить предложим, а где охота, там и чара добрая, да банька с девками. Надо будет мельникову дочку с выселок ему подложить. Не девка, а сосуд развратный… – Старица хмыкнул и молодцевато подкрутил усы. – Э-эх, хороша, прости мя, Господи…

– Ага, Дуняшка такая, кого хошь умает. – Гром расплылся в улыбке.

– Во-от… – протянул Старица. – А потом скажем, мол, приморозок должен ударить, ледостав начнется, да проводника искать будем не спеша. Не бойсь, Бориска, сладится дело, как надобно…

Я про себя только улыбался. Ну и хваты. Да не буду я в Москву рваться. Не в моих это интересах. У меня здесь целая программа распланирована. И на охоту сходить дам себя уговорить, и за столом посижу, но не сразу, чуть погодя. И на Дуняшку гляну, отчего бы и нет. Что там за местная секс-бомба…

Приказчики вдруг замолчали, уставившись куда-то за мою спину. Я тоже обернулся и увидел свою приемную дщерь, наконец решившую облагодетельствовать родную землю, на которую ее ножка не ступала уже очень и очень долго.

Светло-изумрудное платье-котт, расшитое серебром и жемчугом, отороченная горностаями парчовая накидка с разрезными рукавами того же цвета, узенькая золотая диадема придерживает невесомое призрачное газовое покрывало на голове, выверенная величественная походка, гордая осанка, а в завершение всего этого великолепия – переброшенная на грудь толстенная коса ниже пояса.

Заходящее солнце подсвечивает статную фигурку, создавая впечатление, что Феодора плывет над землей, и придавая картинке некую сказочность. Признаюсь, даже я засмотрелся, а приказчики вообще глаз не сводили. За ней шаг в шаг шла Лизетт, надо сказать, девица немалой красоты и изрядных форм, но она совсем терялась на фоне своей госпожи.

– Подсунешь тут дочку мельника, ага… – сокрушенно выдал Старица.

– Куда там… – Гром явно приуныл. – Ох и лепа дева… А косица, косица-то какая, прям косища!

Приказчики опять замолчали и отвесили Федьке земной поклон. Феодора надменно проигнорировала их, не спеша подошла ко мне и присела в манерном книксене.

– Ваше сиятельство…

– Ваша милость…

– Смотрите, папенька, осторожней с народцем местным… – Феодора скользнула взглядом по приказчикам и вдруг запнулась.

– Что не так?

– Да это же Бориска, – побледнев, прошептала девушка, – средний сын боярина Микулы Грома. Росли мы вместе…

Я покосился на приказчика. Он, похоже, не узнал подружку детства, хотя глаз тайком не спускает. Да и немудрено: очень уж Федька изменилась с того момента, как я получил ее в подарок от сарацин. Но в любом случае такая встреча не есть хорошо. Не думаю, что Феодора горит желанием воссоединиться с семьей, но все равно лишние проблемы мне не нужны.

– Он не должен меня узнать, – решительно заявила Феодора, еще раз поклонилась и потопала обратно на когг.

Дальше все пошло своим чередом. На обед каждый из дружинников получил миску наваристого и густого рыбного супчика с пшеном, хорошую порцию гречишной кашки-размазни на мясе и сале да с зажаренным луком, большой ломоть хлеба и кисловатого слабого пива вдосталь. Народу понравилось, никто не остался голодным. Перед обедом, как всегда, я снял пробу, чем вызвал одобрительные и слегка удивленные взгляды приказчиков. Ну что могу сказать. Просто, жирно и сытно. Лучше еды для солдат в походе и не надо. Гречка не впечатлила, мне из Бретани, где ее местные вовсю пользуют, постоянно поставляют, да получше качеством, пиво – дерьмо, впрочем, как почти везде в это время, а вот хлеб… Чуть кисловатый, духмяный, с черной хрустящей корочкой, явно даже не вчерашнего выпека, но все еще сдобный, с легким ореховым привкусом – хлебушек оказался выше всех похвал. У нас в Европах такой даже к королевскому столу не подают. Надо будет не забыть секрет выпечки перенять.