Владислав Морозов - Охотник на шпионов [litres]

Я полез осматривать убитых и быстро понял, что шмонать первых двух точно не стоит – типичные дети «страны тысячи озер». А вот третий, которому Смирнов влепил девять граммов прямо в сердце, точно не был финном. Присев над ним на корточки, я быстро обшарил остывающий труп. Физиономия у него была точно не местная, у финских мужиков во все времена лица, как правило, грубые, деревенские, вполне простецкие – такой, если не будет лишний раз открывать рта и окажется одет более-менее неброско, ни за что не бросится в глаза на улице любого провинциального русского города. А вот у этого самого третьего была длинная и какая-то угловатая рожа, с одновременной печатью некоего непонятного аристократизма и многовекового вырождения. Этакий принц Чарльз времен своего скандального развода с леди Дианой Спенсер, только рыжий и с лишней дыркой в организме. Нет, точно англичашка. Офицер и, мля, джентльмен.

Голову убитого венчала черная меховая шапка с отгибающимся козырьком и наушниками, со странным, высоким и куполоообразным кожаным верхом – в нормальных странах зимние шапки все-таки стараются шить с плоским дном. И тут я вспомнил – именно такие головные уборы носили англичане, канадцы и американцы, которые в Гражданскую войну приплывали с «кратким дружественным визитом» (во время которого они, было дело, успели применить против РККА даже отравляющий газок) в Архангельск. То есть это, судя по всему, предмет стандартной заполярной экипировки наших «заклятых друзей» времен прошлой мировой войны. Под стать этому были и остальные предметы гардероба неизвестного покойника. На руках – кожаные рукавицы на каком-то натуральном меху, с длинными крагами. На ногах непривычные для финнов пьексы, а казенного вида высокие лыжные ботинки со шнуровкой, под которыми прощупывались длинные, шерстяные то ли носки, то ли гамаши длиной чуть ли не под колено. Тоже явная примета британского стиля. Под белой курткой с капюшоном – коричневая кожаная безрукавка на меху и казенный свитер цвета хаки. Поясной ремень брезентовый, песочного цвета, на нем аккуратные маленькие подсумки-кармашки на кнопках, похоже, для пистолетных или револьверных патронов. Тут же, на поясе, наличествовала и более чем массивная кожаная кобура с револьвером. На шее – бинокль. Разумеется, каких-то документов и просто любых бумажек при мертвяке не было. Ну не идиоты же они, в самом деле, таскать с собой нечто, подтверждающее, что податель сего – подданный его величества…

В общем, по части письменно-бумажных доказательств преступлений британской военщины я жестко обломался. И что еще в таком случае можно пришить к делу? Разумеется, противотанковое ружье, но само по себе это никакое не доказательство – в это время финны действительно покупали такие ружья у англичан. А национальное происхождение ружья – отнюдь не доказательство того, что расчетом командовал именно представитель страны-производителя. Что-нибудь еще? Я расстегнул кобуру покойника и достал оттуда револьвер. Это был не вполне типичный для британской армии, но стандартный для канадской конной полиции «Энфилд Мк II» модели 1882 г. калибра аж 12 мм, здоровенная дура, по стилю ближе скорее не к нашему «нагану», а к пушкам, из которых стрелял Грязный Гарри в разных там, еще не снятых здесь, спагетти-вестернах. И что? По идее, ни револьвер, ни ПТР никому ничего не могли доказать, мало ли в мировом круговороте оружия болтается разных пукалок британских брендов? В 1930-е вообще каждый третий ствол на планете был английского производства…

Однако я все-таки с трудом затолкал револьвер и горсть извлеченных из поясных подсумков убитого патронов для него в тот же левый карман своей шинели. Не выкидывать же…

Может, все-таки попробовать предъявить кому надо труп этого англичанина? А с другой стороны – а чем можно доказать, что это именно англичанин?

В этот момент ко мне подобрался пригнувшийся Смирнов, предварительно осмотревший лежавшие за деревьями финские трупы и позаимствовавший где-то там два автомата «суоми» и пару запасных дисков к ним. Его перемещения вполне грамотно прикрывал короткими очередями пулемет с тарахтевшего на холостых оборотах пикапа.

– Бери ПТР, – приказал я ему. – А я попробую вытащить этого покойника.

С некоторым недоумением на лице Смирнов послушно подхватил и потащил ружье (а в нем, ежели с магазином, килограммов семнадцать живого веса) и ящик с патронами к нему в сторону пикапа и извергающего дым подбитого танка.

Глядя на два болтающихся на ремнях за его спиной финских автомата, я схватил покойника за шиворот, развернул и волоком потянул к дороге. Но спустя пару минут я вдруг понял, что ситуация вокруг вдруг кардинально изменилась, причем, увы, не в нашу пользу – выдаваемая в моих глазах картинка «СНА» буквально покраснела. Из леса к дороге, грамотно прячась за деревьями, двигались финны в белых маскхалатах. И я насчитал больше тридцати силуэтов.

Как говорят в таких случаях – это все, звиздец.

Времени у всех нас практически не было, поскольку через какие-то секунды приближающиеся финны открыли по нам такой плотный огонь, что мне осталось только упасть на снег, укрывшись за предположительно английским покойником, которого я успел примостить в полусидячем положении у какой-то кочки.

Выставив из-за спины жмура автоматный ствол, я констатировал, что те, кто сидел в придорожной засаде на нас, таки дождались подкрепления. Вот зачем они отходили. Ну да, это лучше, чем минометный обстрел, но хуже, чем обычная ретирада.

Я обернулся и увидел зрелище практически в стиле фильма «Бонни и Клайд». Финские автоматные очереди дырявили капот, торпедо, радиатор и ветровое стекло пикапа, в заодно и несчастного водителя «ГАЗ‐4», который в этой суматохе не успел выскочить из-за баранки, так и оставшись внутри. Количество пробоин в осевшем на пробитые передние колеса, разом задымившем и запарившем пробитым радиатором пикапе (и особенно многочисленные дыры с длинными, паутинообразными трещинами по краям в стекле кабины) живо напомнили игровые кинокартинки Чикаго времен «сухого закона». Пулеметчик и его напарник, видя такой оборот, все-таки успели сигануть из кузова «Газика» в придорожный снег.

Воздвиженский, высунувшись из-за танковой гусеницы, начал палить из своего ДТ по финским автоматчикам и, кажется, не без пользы (может, даже в кого-то попал). Во всяком случае, если верить тому, что показывал «СНА», еще не дойдя до дороги, финны предпочли залечь. Однако горячие дети холодной страны словно с цепи сорвались – их автоматный и винтовочный огонь был почти непрерывным (что совершенно не в стиле этих «метких стрелков», мы их явно разозлили), хотя нас они видели плохо и конкретно по мне стреляли мало. Либо не хотели повредить труп дорогого союзничка, либо хотели взять меня живьем.