Владислав Морозов - Охотник на шпионов [litres]

– Karnevalli, – не стал запираться Самотыко.

– А отзыв?

– Kirkko.

– Для часовых на хуторе пароль и отзыв те же? Они у вас что, не меняются, как это обычно положено, раз или два в сутки?

– Да, пароль и отзыв общие для всех. И они не менялись с самого момента появления здесь «чужаков».

Не исключено, что этот моржовый хрен мог и соврать мне, но проверить все это можно было только методом научного тыка, непосредственно при проникновении через их условные кордоны. Как говорится – поживем, увидим.

Далее я спросил невезучего капрала насчет охраны и вооружения на самом хуторе и прилегающем аэродроме.

Как оказалось, «чужаки» тоже ленились и своих часовых нигде не ставили. С одной стороны, если у них там все сплошь «офицеры и джентльмены», идти в караул никого из них не заставишь. А с другой стороны, кого и чего им, спрашивается, было опасаться, если до окруженных «проклятых большевиков» километров десять, не меньше, да и блокированы эти самые большевики там столь плотно, что даже их отдельные разведчики легко попадают в лапы к финским патрулям (то, что этот Соколов дал себя пленить, по идее, говорило о многом, даже если он и сделал это с целью подобраться к противнику поближе), а вокруг торчит целая финская рота охраны?

Насчет вооружения Самотыко сказал, что все «чужаки» поголовно ходят с кобурами, то есть вооружены они исключительно пистолетами или револьверами. Чего-то посерьезнее при них ни разу не видели. Правда, от кого-то наш пленный-таки слышал, что где-то на берегу озера у «чужаков» было один или два зенитных пулемета (судя по описанию – «виккерсы» или «максимы» на специальных треножных станках), прикрывающих ледовый аэродром. Больше ничего путного он нам, судя по всему, сообщить не мог.

И, коли так, оставлять его в живых было нельзя. По-любому.

– Кончай его, – сказал я Смирнову тихо, но внятно. Подозреваю, что он пришил бы пленного и без всякой команды, поскольку, как я уже успел понять, у них в наивысшем приоритете такая вещь как конспирация.

Не меняясь в лице, Кюнст сделал короткий шаг к пленному, зажав левой рукой его рот. Одновременно он, почти не замахиваясь, коротко ударил Самотыку правой рукой, в которой на секунду словно прямо-таки сверкнуло нечто вроде стилета или толстой проволоки куда-то в шею слева, по-моему, целясь в область сонной артерии. Что, вот это и было то самое «гибкое лезвие» или, как они его называли, флекс? Н-да, выглядело это оружие даже страшнее, чем звучало.

Не издав звука, так и не успевший ничего понять, пленный просто обмяк на табурете, выпучив неживые уже глаза. На ворот его рубашки слева упало несколько капель крови, превратившихся в небольшие темные пятнышки. И снова передо мной был яркий пример «чистой работы». Н-да, если меня кто-то вдруг спросит о том, что лучше всего умеют наши потомки, я отвечу однозначно – убивать себе подобных, причем быстро, безболезненно и элегантно. Поскольку у них для выработки и оттачивания подобных навыков явно была уйма времени (пара-тройка столетий точно) и потрясающая воображение практика с массой самых разнообразных мишеней и прорвой разнообразных «убивалок» на любой вкус.

А еще я, чем дальше, тем больше, начинаю понимать, что, похоже, Третья мировая война начнется из-за того, что весь мир тупо передерется и переругается насмерть из-за итогов Второй мировой, причем не столько из-за самих итогов, а скорее формулировок, которыми эти самые итоги будут записаны в учебниках истории.

Предвижу истошный визг со стороны кого-нибудь, модно «либерально-демократического» и бесполого. Живо представляю всех этих упоротых девочек и мокрогубых мальчиков не первой молодости с прыщавой совестью, из тех, кто в своих постах и блогах призывает «резать русню» и «свергать гебню», но при этом старается лишний раз не выходить на улицу, поскольку, уткнувшись еще в детстве в свои айфоны и планшеты, они элементарно разучились (а может, и не умели никогда; работая когда-то в школах и техникумах, я пытался понять, что в данном случае стало решающим мутагенным фактором – ветер со стороны Чернобыля, вражеская и религиозная пропаганда, техническая соя в фастфудах, окрашивавшие мочу в радужные цвета порошковые лимонады «Юпи» и «Инвайт», или наличие либо отсутствие сверхпрочных кондомов, но все-таки не смог выделить из этого длинного списка что-то одно) разговаривать и теперь понимают, что если они начнут беседовать с первым встречным (я стал замечать, что подобные типы, даже покупая что-то в магазине или кафешке, стараются на кассе рта особо не открывать) столь же барственно-оскорбительно, как привыкли писать в соцсетях, то немедленно получат от собеседника по морде или, в лучшем случае, по жопе. Так и слышу их вопли и плач – ай-ой, опять проклятые кровавые «совки» и «крымнашисты» хладнокровно зарезали пленного! Садюги! И какого пленного – «представителя «маленькой, но гордой северной страны, отражающей агрессию опричников кровавого азиатского тирана Сталина», то есть сущего ангела!! Какой ужас!!! Как можно?!

А я скажу на это – идите-ка вы на хер, ребята. Это война, а не глумливые посты в Интернете, тут все не понарошку и, в случае чего, не только бьют по лицу, но и пускают пулю в лоб с легкостью необыкновенной. Тем более что такие, как этот Самотыко и ему подобные, зарезали бы меня без малейших угрызений совести, попадись я им в руки. Они еще в 1918-м десятки тысяч местных «красных» (а также тех, кто, по их мнению, «сочувствовал красным», официальная цифра – что-то в районе 20 тысяч покойников, но реально их, видимо, было несколько больше) извели просто под ноль, причем без суда и следствия и с особым садизиом (им, простодушным хуторянам, что индюку башку топором срубить, что коммунисту – разницы, в сущности, никакой, они у нас этакая нация совестливых убийц-неумех), а уж потом маршалок Маннергейм и его бражка просто велели забыть о них. Чего лишний раз вспоминать – только аппетит и сон местным пейзанам портить. Так по сей день и не помнят, зато кое у кого Финляндия почему-то считается «оплотом демократии».

Кстати, уже потом, пытаясь по горячим следам выяснить хоть какие-нибудь подробности своих здешних «подвигов», я просмотрел в том числе доступные (но явно далеко не полные, их до сих пор нельзя публиковать все) финские списки потерь. И неожиданно выяснил, что korpraali Antty Sammotaakoo (имя и фамилия у него были запоминающиеся, такие легко найти, тем более что все прочие мертвяки из того блиндажа, кроме него и сержанта Пуури, так и остались для меня безымянными), оказывается, числится «sankarillisesti kuoli», то есть геройски (ну, разумеется!) погибшим в неравном (конечно, а как же иначе?!) бою, во время обороны укрепрайона Сумманкюля на Карельском перешейке аж 13 февраля 1940 года! То есть по воле каких-то хитрожопых штабистов, пропагандистов или контрразведчиков, его почти месяц не значилось среди мертвых, хотя по факту его уже не было и в числе живых. Так что «правдивые и демократические» финны зачем-то (хотя я-то вполне понимаю зачем – никакой вояка с большими звездами на погонах или петлицах ни за что не признает, что на участке фронта, за который он отвечал, в какой-то момент произошло нечто, так и не понятое ни им, ни кем-то еще, такие вещи принято повсеместно секретить и превращать в головную боль для контрразведчиков) посмертно, задним числом, поменяли своему невезучему соотечественнику (хотя, скорее всего, не ему одному) не только место гибели, но даже часть, где он служил. Это еще раз к вопросу о том, что на Западе о любых войнах «почтеннейшей публике», якобы, сообщают одну лишь «чистую правду» – не надо путать истину с тем, что кому-то выгодно…