Анатолий Подшивалов - Наблюдатель

Где то под Цюрихом, Швейцария, время неизвестно…

В голове лопнул огненный шар, я услышал как будто отдаленный крик и затем глубокий вздох со словами «вот и все…». Я открыл глаза и ничего конкретного не увидел. Вообще, кругом был свет, может, это и есть «тот свет»? А как же тоннель (хотя, причем здесь тоннель[2])? Потом взгляд более-менее сфокусировался, я понял, что лежу на каталке голый и мне холодно, разве что срам прикрыт простыней. Руки и ноги пристегнуты крепкими кожаными ремнями. Все расплывчато — ну да, на мне же нет очков! Комната явно медицинская — яркая потолочная лампа, белые кафельные стены, сильно пахнет озоном, кстати, спроси меня что это такое, не отвечу. Больше деталей разглядеть не удалось, так как в комнату вошли двое — мужчина и женщина, судя по силуэтам и тембру голоса.

— Смотрите, Людвиг, он открыл глаза!

— Ну и что взять с идиота, он и раньше их открывал, когда есть хотел. Сейчас Иоганн привезет замену сгоревшим деталям, заменим и продолжим сеанс. Прошу вас, баронесса, пройдемте в мой кабинет, там побеседуем и выпьем чаю.

17 мая 1898 г., вторник. Предместье Цюриха, частная клиника нервных и психических болезней профессора Людвига Шнолля.

Кабинет профессора, в глубоком кожаном кресле сидит женщина лет сорока пяти, с некрасивым лицом, с плотно сжатыми тонкими губами. длинным носом, оттопыренными ушами, что подчеркивается гладкой прической, вычурно и дурно одетая, что не скрывает, а даже подчеркивает ее плоскую грудь. Перед ней на столике чашка с остывшим недопитым чаем и ажурная серебряная сухарница с печеньем. Женщина рассеянно осматривает корешки медицинских томов в ореховом шкафу напротив и погружена в какие-то свои раздумья:

— Неужели еще несколько десятков минут и этот монстр окончательно канет в небытие… Она быстро заметила, что в ее нежного Сашу вселилась какая-то чужеродная сущность и поделилась своими опасениями с мужем, однако Генрих ее успокоил и сказал, что нечего беспокоится. А через несколько часов он встретил ужасную смерть в огне. Монстр же в адском огне выжил и стал еще сильнее, втерся в доверие к ее отцу, человеку крайне неуживчивому, выгнавшему ее и проклявшего её и мужа после тех неудачных родов, когда стало ясно, что детей у нее быть уже не может. Отец во всем обвинял Генриха, мол, это он своими снадобьями уморил ребенка, но Лиза знала, что это была всего лишь валериана и мелисса, которые помогали ей при нервных припадках. Тем не менее, монстр настолько расположил ее отца к себе, что тот отписал ему все свое состояние, обойдя старших прямых наследников: ее и брата Николая, а также старшего из племянников — Ивана. Александру, как дед продолжал звать этого монстра, лишь внешне слегка похожего на ее племянника, в лучшем случае досталась бы лишь малая доля. Вместо этого он получил ВСЁ: и завод, и банковский счет, и лавки со складами.

Ей дали жалкую подачку — деньги, чтобы оплатить учебу в Университете и скромное ежегодное содержание, с братом Николаем и племянником Иваном монстр обошелся еще более жестоко: одного на каторгу, где тот и сгинул, другого — работником в старообрядческий скит. Более того, он опять испортил ей личную жизнь, познакомив с этим алкоголиком Агеевым, от которого ей с таким трудом удалось отделаться. Агеев еще и оставил ей свою приемную дочь-кретинку. Монстр же тем временем богател и богател — он, как истинный сын тьмы, обладал способностью притягивать к себе золото. Взамен старых отцовских убогих фабричонок построил огромные цеха, где как в аду трудились работники, принося все новые и новые деньги этому отродью зла. Он создал сильную взрывчатку, которая раздула пламя войны в одной из африканских стран, вернулся оттуда с пудами золота, титулом, орденами и еретичкой-женой, красивой какой-то нездешней красотой.

Лекарства, сделанные на других заводах «племянника», позволили монстру войти в ближний царский круг, вылечить сына царя от неизлечимой болезни — запущенного туберкулеза с кровохарканьем. За это он был осыпан новыми чинами, пожалованиями и наградами. А что же ей? Опять жалкие подачки — наемная квартира, будущая работа на его же, монстра, швейцарской фабрике. Нет, к этому времени она разочаровалась в медицине и корпеть с вредными химикатами или пробирками ей претило. Да, влюбившись в Илью Мечникова, она как собачонка бегала за ним, но стоило жене мэтра цыкнуть и Илья поджал хвостик, пришлось убираться несолоно хлебавши из Института Пастера. Вот так ей и предстояло бы доживать свой век, но тут выдался случай — эфиопка приехала рожать в Цюрих. Профессор Штерн сказал Лизе, что роды будут сложными: из-за неправильного развития костей таза физиологические роды невозможны, без кесарева сечения обойтись не удастся, поэтому он настаивал на том, чтобы месяц перед родами эфиопка провела в клинике, но она всячески удерживала еретичку от этого, стараясь, чтобы как можно дольше времени она провела вдали от операционной.

Как ей удалось узнать, 14 декабря 1893 г. у жены профессора Штерна именины, поэтому в клинике его не должно быть и Лиза подмешала в чай эфиопке миотонический отвар, тот, что дают для сокращения матки после родов, а здесь он должен был вызывать родовую активность. Результат не замедлил сказаться, к тому же началось профузное кровотечение. Собственно, можно было и не стараться, как выяснилось у эфиопки было полное предлежание плаценты, так что профузное кровотечение было неизбежно — спасти ее можно было бы лишь в том случае, если операционная окажется рядом, а промедление с операцией в 20–30 минут стало фатальным. Единственное, чего она добилось — то, что преждевременно родившийся мальчик был явно не жилец, но, тем не менее, выкарабкался.

«Племянник» и так был «на взводе», а при виде окровавленного тела жены словно взбесился и с острым психозом попал в клинику душевных болезней. Тут бы могло все обойтись успокаивающими препаратами, а там великий лекарь — время, сделало бы все как надо, и монстр в очередной раз ускользнул бы от кары. Лизе пришлось включить все свои знакомства и к визиту русского консула «племянник» и впрямь выглядел невменяемым, напичканный препаратами, он не понимал, где находится, как его зовут и какой день недели и год на дворе. Лизе удалось заполучить заключение консилиума с подписью троих профессоров о необходимости длительного восстановительного лечения. Естественно, что было разбирательство о смерти в родах русской аристократки, но медицинское заключение профессора Штерна, а также показания их соседа, глуповатого эскулапа, но все же модного доктора, пользовавшего богатых пациенток, частнопрактикующего врача Вальденштайна, развеяло всякие сомнения в трагической случайности летального исхода, который современная медицина предотвратить не могла.