Анатолий Подшивалов - Наблюдатель

Дальше все было проще — монстра поместили в частную психиатрическую клинику профессора Людвига Шнолля, профессор был по гроб жизни обязан Лизе, спасшей его от долговой тюрьмы и являвшейся с тех пор фактической владелицей заведения, хотя на бумаге оно принадлежало Шноллю. Кроме того, за Шноллем водилось много всяких околомедицинских махинаций, так что он был у Лизы, что называется. «на крючке».

Лиза протянула руку за чашкой чая, но почувствовала сквозняк, как будто приоткрылась дверь и подумала, что пришел профессор, нет, это всего лишь сквозняк из-за неплотно притворенной двери…

— Итак, «племянник» не выходил из «растительного состояния», что было очень на руку, когда опять явился целый опекунский совет, куда входил и русский посланник в Берне, тайный советник Гамбургер, а также посольский врач и два независимых психиатра. Осмотрев «больного» они убедились в его невменяемости и назначили Лизу опекуншей. Вот после этого она и развернулась: раздобыв в посольстве все необходимые бумаги, поехала в Россию и решила продать заводы, лавки, склады и отцовский дом. Но не тут-то было, опекуншей ее утвердили, но пользоваться она могла лишь вкладом в Швейцарии, на который у нее была доверенность.

Русский присяжный поверенный объяснил, что, поскольку опекаемый жив, его недвижимость не подлежит отчуждению без суда. А суд признает права и недееспособность только рассмотрев всех наследников и тогда опекунство может быть пересмотрено. Пришлось инсценировать смерть монстра и чем-то поделиться с племянником Иваном, ставшим уральским купцом первой гильдии. У полиции не возникло никаких подозрений, еще бы единственный близкий родственник опознал покойника, с чем согласился и тайный советник Гамбургер. Естественно, после инсценировки смерти (подставили труп похожего пациента, даже шрамы на голове и руках были) пришлось получить на документе подпись русского посланника, но проблемы не было — методика лечения током не являлась новой, описана в десятках журналов, есть заключения о ее пользе ведущих мэтров психиатрии. Труп выдали русскому посольству и что с ним сделали дальше, Лизу не волновало — она отказалась от тела и похорон, чем немало озадачила посланника Гамбургера, и монстра похоронили за казенный счет.

Заводы монстра выкупила казна (оружие и взрывчатка) и Ведомство Императрицы Марии (лекарства), дедов дом, лавки и склады взял Иван в зачет части своей доли. Деньги и вклады в Купеческом и Дворянском банках тоже пришлось поделить, но вышло все равно немало, даже после того, как суд обязал выделять по сто тысяч на опеку князя и его сына. Все вырученные деньги Лиза перевела в разные банки, причем сделала это дважды-трижды, так что, теперь деньги практически не найти, окончательно вклады оформлены на предъявителя. Купила себе титул — захудалого итальянского баронского рода, но в этом мире титул что-то еще значит! Из съемной квартиры перебралась в особняк с десятком слуг и собственным выездом.

Четыре года она «опекала» монстра — вдруг еще найдутся какие активы, но теперь приличия соблюдены, можно, наконец и избавиться от него. Однако, странное дело, гальваническая машина, которая пропускала ток через голову несчастных психов, делая из буйных домашние кактусы, почему-то дала сбой на монстре. Во-первых — от перегрузки сгорели некоторые детали машины, во вторых, пациент долгие годы находившийся в состоянии прострации под действием медикаментов, причем среди этих лекарств были лошадиные доли опия, не сделавшие впрочем из монстра наркомана, что еще более укрепило Лизу в нечеловеческом происхождении существа, вселившегося в тело ее племянника, вдруг открыл глаза и, как заметила Лиза, взгляд этот был осмысленным. Профессор Шнолль, не желая признавать свое фиаско (подразумевалось, что разряд тока убьёт монстра), заявил, что это из-за недостаточной силы разряда, мол, испортились некоторые детали машины, но сейчас его техник-лаборант Йоганн заменит их на новые. Шноллю было жалко терять такой объект для опытов, в свое время он потратил немало сил, убеждая патронессу не сразу прикончить пациента. Судя по всему его также интересовало отсутствие привыкания, а только седативный эффект опийной настойки.

Тут появился профессор и с порога стал извиняться за задержку. Оказывается, новых таких же деталей не нашлось, но Йоганн все же нашел замену, сила тока будет даже выше. Такая сила тока убьет даже лошадь, не то что ослабленного пациента. Потом все спишем на ослабленный организм, ведь десятку больных клиники постоянно проводится лечение электрошоком. Профессор напомнил, что они уже выполняли такую же процедуру с летальным исходом и у полиции не было вопросов.

Тот же день, там же, часом ранее:

В голове лопнул огненный шар, я услышал как будто отдаленный крик и затем глубокий вздох со словами «вот и все…». Я открыл глаза и ничего конкретного не увидел. Вообще, кругом был свет, может, это и есть «тот свет»? Комната явно медицинская — яркая потолочная лампа, белые кафельные стены, сильно пахнет озоном, кстати, спроси меня, что это такое, не отвечу. Больше деталей разглядеть не удалось, так как в комнату вошли двое — мужчина и женщина, судя по силуэтам и тембру голоса.

— Смотрите, Людвиг, он открыл глаза!

— Ну и что взять с идиота, он и раньше их открывал, когда есть хотел. Сейчас Йоганн принесет замену сгоревшим деталям, заменим и продолжим сеанс. Пойдемте, баронесса, в мой кабинет, выпьем пока чаю.

В палату вошли два санитара, взяли каталку со мной и повезли ее по коридору, потом один открыл ключом дверь Каталку покатили по коридору, затем завезли в лифт и он прошел на этаж или два вниз, затем двери лифта открылись каталку повезли по другому коридору, скудно освещенному неяркими лампами, в Коридоре встретился человек в синей форме, поигрывающий резиновой дубинкой. Он равнодушно посмотрел на меня и отпер дверь, в которой было проделано окошко, закрывающееся заслонкой. Затем меня ввезли в какую-то каморку, отдаленно напоминавшую больничную палату. Санитары отстегнули меня от каталки и довольно бесцеремонно бросили на жесткий матрац, покрывавший железную койку.

Потом лязгнул ключ в замке и я остался один. Вверху торцовой стены было небольшое окошко, забранное толстой решеткой, вмурованной в стену, через него в каморку проникал неяркий свет. Я огляделся: мебели никакой, только кровать с тощей подушкой и тонким матрацем, сверху — тонкое серое одеяло. У противоположной стены — небольшой столик, тоже вмурованный в стену и привинченный к полу здоровенными болтами табурет. Грани болтов после затяжки были спилены и заполированы, так что отвернуть их, даже имея инструмент, было невозможно — только срезать. Из памяти всплыло понятие — одиночная камера. На табурете лежала оранжевая пижама, я решил одеться, так как замерз — от стен просто несло холодом, похоже, что это был полуподвал. Что-то это все меньше напоминает больницу, а больше похоже на тюрьму.