Андрей Шопперт - И опять Пожарский 4

- У русских есть выражение "фиг вам". Вот мне и захотелось, чтобы этот "фиг вам" был весомым, - рассмеялся Пётр Дмитриевич.

Монета и правда была не маленькая, а значит и не лёгкая.

- Но ведь соотношение цены серебра и бронзы другое, чем вес этих монет к весу того же серебра? - продолжал сомневаться Вернье.

Хотя по виду монет уже понимал, те монеты, которые выпустят маленьким тиражом, разойдутся за большие деньги по коллекциям. За очень большие деньги, та же "фига" будет стоить гораздо дороже рубля. Как это удаётся этому мальчишке? Он из чего угодно делает огромную прибыль. Вернье больше десяти лет руководил монетным двором в Бургундии и ничего подобного ему и в голову не пришло. А ведь он таким способом мог заработать для своей страны целую кучу денег. Но нет! А вот князь додумался. Додумался до банка, до этих монет. Из денег делает деньги, уму непостижимо.

- Вес здесь совершенно ни при чём. Главное это вера людей в эти монеты. Китайцы одно время вообще выпускали деньги из бумаги и ничего.

- Из бумаги? - Пьер не верил в услышанное.

- И мы начнём. Ну, может, не завтра. Сейчас главное напечатать разменную монету, а то скоро рубли резать на кусочки начнут.

Событие двадцать второе

Княгиня Мария Владимировна Пожарская стояла у большого до самого пола окна и смотрела на заметаемую снегом площадь. За её спиной тихо почти про себя читал молитву отец Матвей. А слышно было, будто в полный голос. Такая стояла тишина. Перед дворцом на площади стояли люди. Много. Даже не так. Вся площадь была запружена народам, да, наверное, ещё и в подходящих к площади улицах стояли. Второй день. И второй день шёл снег. Время от времени кто-нибудь осенял себя крестным знаменьем, и тогда вся толпа как один повторяла это движение.

Началось всё тоже со снега. Вечером семнадцатого октября ударил сильный мороз, небо было ясное, и к утру Волга встала. И словно в насмешку над людьми тут же всё небо заволокло тучами, и пошёл мелкий снежок. Петруша выглянул в окно, и, не допив свой кофе, наскоро одевшись, помчался на пристань. Он всё надеялся, что вернутся суда с Каспийского моря. Пришёл он через два часа. Смурной. Позавтракал. Поносил на руках хнычущего Димочку, и хотел было идти в Академию Наук, но тут примчался гонец и, ворвавшись в кабинет к Петру, словно к себе домой, завопил на весь дворец:

- Наши в лёд вмёрзли, в пяти верстах не доходя до Нижнего!

- Поднимай полк, - тоже на весь дворец закричал в ответ муж и, что-то надев на себя, бросился на улицу.

Как себя корила сейчас княгиня Пожарская. Ведь могла бы остановить и упросить одеться потеплее. Но не остановила. Тоже обрадовалась долгожданному возвращению экспедиции, побежала отца оповестить. Владимир Тимофеевич Долгорукий тоже перебрался во дворец. Только в восточное крыло. Дворец-то огромный, всем места хватило. Петруша даже бывших басурманок переселил в него. Ну и правильно, куда им с малыми детьми и без мужей деваться. Все трое овдовели уже. Мария их жалела, но и осуждала, нечего было за стариков выходить. Ну, да что уж теперь. Да и кто их спрашивал.

Ей потом батюшка рассказал, что весь полк вершиловский на конях прискакал к месту, где корабли в лёд вмёрзли, и пытались люди лёд тот сломать и корабли на берег вытащить. Только сильно гружённые были лодьи. Пришлось разгружать сначала. Петруша вместе со всеми бегал по деревянным мосткам, да по колено в воде и мешки с солью на себе таскал. Корабли разгрузили и сообща на берег вытянули. Отправляли-то три новых корабля, а назад вернулось семь. Оказалось, что несколько раз на них разбойники нападали и пытались наши лодьи захватить и все три раза наоборот получилось. Да ещё один корабль был с родственниками Бицоева. Батюшка тогда радостный прибежал и сказал, что куда там казакам да басурманам с нашими вершиловцами тягаться. Больше сорока пленных Афанасий Борода с Бебезяком и Бицоевым привезли.

Петруша пришёл тогда под утро, довольный и уставший, улёгся рядом. А утром и не проснулся. Мария потрогала лоб ему, а он горит, как печка. Доктор ван Бодль старший прибежал, послушал дыхание у Пети и за травницами сразу послал.

- Простыл сильно Пётр Дмитриевич, жар у него.

И началось. И никто помочь не может. Травницы все прибежали, отвары ему пытаются в рот влить, доктора тоже помогают им и компрессы с уксусом прикладывают, а Петенька лежит без чувств и ни как не реагирует на всю эту суету. Третий день уже. На второй-то день вспотел сильно, аж постель мокрая стала, доктора обрадовались, сказали теперь на поправку пойдёт, но уже сутки прошли, а ничего не меняется.

Весть, что занемог сильно князь, распространилась мгновенно, сначала все во дворец бросились, но доктор всех выгнал и стрельцов велел в оцепление поставить. А народ уже всю площадь заполонил. Всем узнать хочется, не пошёл ли Пётр Дмитриевич на поправку. А хороших вестей нет. Люди в храмы, свечки ставить и молить Всевышнего о выздоровлении князюшки. А сегодня утром отец Матвей сам пришёл, и молиться у изголовья кровати стал, молится, а слёзы так и текут по щёкам и по бороде вниз стекают, на ковры капают.

Мария и сама сколько раз плакала, да молилась. Неужели Господь решил забрать Петрушу к себе. На кого же он нас всех оставит. Нет! Не должно такое случиться. Выздоровеет Петенька. Вон сколько народу за него молятся, переживают. От тысячи людей одновременно должна молитва до бога дойти. Должен он её услышать.

Княгиня отошла от окна села в кресло и сама не заметила, как задремала, сказались две бессонные ночи. А проснулась от воплей. Аж, сердце остановилось. Думала всё! Но не допустил Господь, наоборот, очнулся Петенька. Оттого и заголосили все.

- Слава тебе Господи, услышал нас сирых, - донёсся до Марии голос отца Матвея, и она сама погрузилась в темноту.

Событие двадцать третье

Фёдор Пожарский неожиданно для себя стал самым старшим в Вершилово. Нет, не по возрасту, конечно. И не по чину. Ему только вчера грамотку от Государя вручили, что он теперь не княжич, а маркиз, как Пётр раньше. В Вершилово князей целых три: Долгоруков, Пушкин и Шуйский. Главным Фёдор стал по должности. Назначил его главным сам Пётр, когда из забытья вынырнул ненадолго. Сказал: "Федя, ты теперь главный", и снова в беспамятство провалился.

Они потом с князем Владимиром Тимофеевичем Долгоруким отошли в его покои и обговорили это назначение.

- Не робей, Фёдор Дмитриевич, поможем.

- А вы? - стушевался Фёдор, - Вы - боярин.

- А я тебе, если что, подсоблю. Правильно Петруша решил, Вершилово твоего отца вотчина, а я здесь пришлый, Государем поставлен за обучением войска смотреть, да учиться, вот я этим и буду заниматься. Ещё раз говорю, не робей, да и сам Пётр Дмитриевич скоро поправится.