Андрей Шопперт - И опять Пожарский

Они оплатили проезд, по два талера с человека, и получили маленькую каюту, в которой спать мог только один человек и двухразовое питание. Погода благоприятствовала ван Бодлям, ни одного шторма в достаточно бурном Северном море. Затем была двухдневная стоянка в Киле и потом уже Балтийское море. Это море было не менее гостеприимно и уже через две недели после выхода из Амстердама пошатывающееся семейство ван Бодлей слегка зелёное от морской болезни вступило на Рижскую землю.

Здесь Антуан решил осмотреться. Он узнал, где живёт лучший доктор в Риге и ему указали на большой дом недалеко от порта. Весь первый этаж дома занимал доктор Ганс Тубе. Ван Бодль разместился в гостинице в порту и, оставив сына сторожить багаж в маленькой пропахшей морем комнатке, пошёл к герру Тубе. Тот был дома, но принимал пациентку. Молодой высокий светловолосый и голубоглазый юноша, помощник доктора Тубе попросил подождать немного и спросил, что привело иностранца к доктору.

– Я собираюсь в Московию и хотел бы узнать у коллеги про путешествие туда и если можно, то и про тамошние нравы, – ответил Антуан юноше.

– Вы тоже доктор, откуда вы? – обрадовался чему-то молодой человек.

– Из Антверпена. Учился медицине у самого Амбруаза Паре, а потом ещё в Падуе, – решил дать развёрнутый ответ ван Бодль, предвидя следующий вопрос словоохотливого юноши.

– Меня зовут Генрих Тамм, – решил представиться помощник герра Тубе, – Как бы и мне хотелось учиться медицине в Париже или в той же Падуе. Вы знаете метр, что в Падуе учился медицине знаменитый астроном Симон Майр.

– Симон мой друг, мы вместе учились в Падуе, – обрадовал молодого человека Антуан ван Бодль, – А вы интересуетесь астрономией, Генрих.

– Ещё бы, я даже начал копить деньги на телескоп, – мечтательно закатил голубые глаза немец.

– У меня есть с собой копия письма Иоганна Кеплера к Симону Майру, вернее даже копия копии от некого маркиз Пожарского к Кеплеру. Думаю, вам дорогой Генрих будет интересно его прочитать, – ван Бодль достал копию чудного письма от маркиза Пожарского из дорожного саквояжа и протянул его Генриху Тамму.

В это время от доктора Тубе вышла дама с большим флюсом на лице и ушла в слезах из приёмной. Погрузившийся в письмо юноша даже не заметил этого, так что пришлось Антуану самому идти представляться коллеге.

Немецкий врач ван Бодлю не понравился. Он был какой-то скрытный, будто боялся, что голландец на самом деле не в Московию собирается, а наоборот обосноваться в соседнем доме и переманить у него всю клиентуру. Тем не менее, Антуану удалось узнать, что из Риги нужно ехать в Динабург, а оттуда в Витебск. За Витебском есть город Смоленск, который недавно по мирному договору переходил от Московии к Речи Посполитой. Это всё очень далеко. Он герр Тубе там никогда не бывал. Опасно ли путешествие? Даже и не знаю, война закончилась более чем полгода назад. Сейчас мир.

Ван Бодль поблагодарил коллегу за помощь и решил не говорить тому про Вершилово, маркиза Пожарского и маленьких зверей, обнаруженных герром Майром в капле воды. Зачем. Этому немцу ничего не надо. Были бы больные в Риге, и было бы их побольше. Да ещё было бы пиво. От немца несло, как из пивной бочки. Как он ещё в таком состоянии принимает пациентов. И это лучший доктор Риги. Не повезло тебе Рига.

Когда Антуан вышел в приёмную, юноша сидел за конторкой и переписывал письмо Пожарского.

– Господин ван Бодль, можно я перепишу для себя это письмо? Где вы остановились? Я занесу вам его через час.

– Хорошо, юноша, Я буду до утра в гостинице "Два якоря". Только не пропадайте, мне дорого это письмо. Может быть, это мой пропуск в Вершилово.

– Так вы едите к маркизу Пожарскому, по ихнему будет "княжич"?

– Точно, как ты говоришь, "княшич"? – попробовал доктор на вкус новое слово.

– "Княжич". Я буду у вас ровно через час.

Сын сидел в номере и с тревогой ждал возвращения Антуана. Они спустились вниз и поужинали. В зале было грязно и прямо по столам ползали тараканы, что аппетита не добавляло. Хотя, колбаски с гарниром из гречки были вполне на уровне. А вот дальше ван Бодлю пришлось поволноваться. Он сходил и узнал в порту, как можно добраться до Динабурга.

– Легко, – ответили ему, – нужно на почтовой станции нанять извозчика и тот довезёт до следующей станции, там снова взять извозчика и опять доехать до следующей станции. И так до самого Динабурга.

Прошло уже часа два, и нужно было идти и искать этого голубоглазого юношу. Без письма шансы попасть в Вершилово были ниже, чем с письмом. Слава богу, Генрих Тамм появился сам.

– Господин ван Бодль, мы едем с вами, – с порога заявил он, возвращая письмо.

– Кто это вы? – улыбнулся старый доктор. Ох, уж, эта молодость.

– Я и Изольда, – пояснил сияющий немец.

– Изольда ваша жена? – уточнил Антуан.

– Мы поженимся в Московии. Изольда дочь герра Тубе, – не смутился юноша.

Ван Бодль даже и не думал отговаривать этого астронома. Всё равно убегут. Только одни. Вместе добраться до Москвы, а потом и до Вершилова у них вероятность выше.

– Завтра в восемь утра на почтовую станцию подходите. Ждать не будем.

Какая же прекрасная улыбка у этого юноши.

Галилео Галилей сидел перед конторкой в своём доме во Флоренции и читал письмо маркиза Пожарского из далёкой утонувшей в снегах Московии.

Этот юноша издевался над ним, великим Галилеем, обзывая маленькой масайской девочкой, не умеющей считать дальше десяти. Ведь у неё только десять пальцев. Европу и всех учёных в ней он называл варварами. Письмо изобиловало понятиями и цифрами, которые нельзя проверить. Изложенная же там система мира вообще была черте чем. Мир не мог так выглядеть.

Правда, были в нём и свежие мысли, но как-то высказанные вскользь. Например, про силу притяжения между планетами, объяснение приливов на Земле и кратеров на Луне. О конечной скорости света. Но были и просто смешные вещи. Например, то, что Земля имеет форму яйца, потому что на южном полюсе лежит ледяная шапка и эта шапка сплющила землю. Смех один. А то, что Солнце на экваторе и у полюсов вращается с разной скоростью. Разве может твёрдое тело вращаться с разной скоростью. Где набрался этих глупых идей этот напыщенный юноша.

Но самым главным оскорбление для себя Галилей посчитал предложение поехать в деревню преподавать крестьянским детям. Его, советника при тосканском дворе, воспитателя сыновей герцога Казимо второго Медичи и профессора Пизанского университета зовут в Тартарию учить крестьянских детей астрономии. Это маркиз сошёл с ума.

Напрягала интересная вещица, вложенная в письмо. "Перьевая ручка". Галилео попробовал ею писать, это было чудо. Ручка не оставляла клякс, не тупилась, её не надо было затачивать. Смотри, подумал учёный, какую замечательную вещицу смогли придумать в этой Тартарии. И ещё одна вещь напрягала астронома. Бумага, на которой было написано письмо сумасшедшего маркиза. Она была настолько белой и гладкой, что превосходила даже знаменитую китайскую бумагу. Более того, Галилей случайно оставил её на отстранённых руках против света и выронил письмо от испуга. На нем проступила прозрачная надпись на незнакомом астроному языке. Некоторые буквы напоминали латинские, но в целом надпись не читалась. И это точно были не китайские иероглифы. Опять выдумка из неведомой Тартарии. Тогда может и всё, что написано в письме, правда. Просто там, в снегах, отрезанные от всего мира, они смогли так развить науку, что действительно опередили всю Европу.