Константин Назимов - Хозяин Сибири [litres]

– Здравствуйте, – улыбнулась нам женщина, поставила на пол корзинку с провизией, но потом резко на меня уставилась и от удивления рот приоткрыла, но поспешила его ладошкой прикрыть.

– Мы обследовали вашего мужа, голубушка, – сказал профессор и прикусил губу. – Имеем одно подозрение: увы, все симптомы показывают, что лечение требуется быстрое и, боюсь, без хирургического вмешательства не обойтись.

Женщина молча внимала словам Портейга, а у самой на глазах слезы показались.

– Не станем скрывать: ситуация серьезная, и мы не можем дать гарантию, что сумеем помочь, – медленно проговорил я. – Операция предстоит сложная…

– Иван Макарович, давайте честно скажем, что шанс мизерный, – перебил меня профессор.

– Господа, помогите нам! – бухнулась на колени женщина. – Все забирайте, только Андрея на ноги поставьте! Хотите – меня режьте или на свои опыты пустите!

Морщусь и пытаюсь не слушать мать Василия: это уже истерика и успокоить несчастную не так-то просто. Семен Иванович головой покивал, взял со стола графин и понюхал, что в нем налито, подошел к причитающей и воющей женщине и вылил воду ей на голову.

– Василий, мать успокой, – ткнул Портейг пальцем в сторону парня. – Какой смысл вдаваться в истерику, если мы помочь пытаемся?

Василий приобнял мать и поднял ее на ноги, после чего вывел из комнаты.

– Андрей, тебе необходима операция, поехали, – резко сказал я. – Используй возможность, вполне вероятно, что она последняя. Если же нет, то так и скажи, нечего время терять.

Мужик кивнул, встал с кровати и, пошатываясь, отправился на выход. Семен Иванович покачал головой и укоризненно на меня посмотрел:

– Не стоило так.

– Другого не дано, и вам это отлично известно, – пожал я плечами.

Поручика оставил во дворе, чтобы тот сообщил родне Андрея Дмитриевича, что мы отправились в больницу. Сам не стал к жене и сыну больного идти, женщина в одной из комнат в истерике рыдает, а Василий ее успокаивать пытается. Н-да, денек, на который имелись определенные планы, идет совершенно не так, как я его распланировал. Ничего, на пару часов задержался, но сейчас в больницу съездим и вновь за насущные проблемы возьмусь. Производство броневиков необходимо посетить и внести коррективы в процесс сборки. Надеяться на Василия нельзя, парень еще толком ничего не понимает.

Эх, время, где его взять? Когда же без цейтнота смогу пожить и выспаться? Про развлечения уже и не говорю, даже забыл, когда последний раз с женщиной близко общался. Н-да, а ведь кое-какие потребности себя проявляют, в особенности по утрам, но стоит погрузиться в работу – и все забываю. Вечерами и вовсе одно желание – спать. От таких мыслей широко зевнул и свернул на улицу к зданию нашей с профессором больницы. Мой деловой партнер рядом сидит и в задумчивости трет стекла пенсне. Не нравится мне хмурый вид Семена Ивановича.

– Иван Макарович, так как планируете оперировать? – спросил меня профессор.

Честно говоря, я не то что не планировал, задерживаться в больнице не хотел. Думал, привезу Портейга и больного и ручкой им помашу.

– Господин Портейг, вы же знаете, хирург из меня еще тот, неужели никого не найдется другого? – спрашиваю, чтобы нашего насторожившегося больного не нервировать.

– Господин Коротков взялся бы, – вздохнув, ответил профессор, – но он сейчас в столице и к нам не сильно-то спешит. Все время у него отговорки. А, кстати, недавно убеждал господина Иоффе к нам перебраться, вроде бы тот уже почти согласился, но просит за Десмонд, чтобы ей изыскали возможность давать представления. Иван Макарович, дорогой вы мой, помогите.

– Попытаюсь, – мгновенно решил я пойти на хитрость. – Она так и продолжает выступать в… гм, демократичной одежде?

– Вы хотели сказать, без оной? – усмехнулся профессор. – Абрам Федорович такому не рад, что сотни людей пожирают взглядами тело его возлюбленной, но и страшно радуется, когда ей кричат «бис» и цветами осыпают.

– Значит, так голой и скачет по сцене, – покачал я головой. – Н-да, не завидую я нашему коллеге. Передавайте, что в Екатеринбурге представления для танцовщицы разрешу. Количество выступлений будет зависеть от того, как ее зрители примут. Но мне потребуется время, сейчас вас провожу и сразу этим вопросом займусь.

– Нет уж, ваше высокопревосходительство, – ехидно хмыкнул профессор, – не думаете же вы, что я попадусь на такую уловку?

– Господи, какой еще прием, Семен Иванович, вы о чем? – сделал я честные глаза. – Мне необходимо попасть на одно из своих производств, предстоят переговоры с губернаторами – и все это намечено на сегодня. Никак не могу со скальпелем стоять!

– А для чего мы Андрея Дмитриевича везем? Он мог бы и дома помереть. Иван, все понимаю, но сам уже не оперирую, довериться тут некому. Одни костоломы, и с этим необычным случаем не справятся. Поверьте, это я как профессор профессору говорю!.. – в запале высказался господин Портейг и язык-то прикусил, резко отвернулся и в окно стал смотреть.

– Да, насчет моего звания от медицины – мы с вами так и не обсудили, каким это образом такое случилось. С чего бы вдруг моя фамилия стала соседствовать с вашей? Да и докладов со статьями не помню, чтобы когда-то писал! – Я остановил «мерседес» перед входом для персонала больницы.

К главному входу не стал подъезжать, чтобы не производить лишний ажиотаж. При моем появлении обычно начинается суета, все думают, что приехал с проверкой, сразу меняется атмосфера.

– Мы уже давно говорим на одном языке, Иван Макарович, так что звание это принадлежит вам по праву, и не стоит принижать свои достоинства, нравится вам это или нет. Господин Иоффе, как и хирург Коротков, нужны нам обоим, так что торговаться не собираюсь. Хотите – езжайте, попытаюсь найти того, кто вместо вас скальпель возьмет, но шансы на благополучный исход придется резко снизить. Не желаете ли прикинуть, каковы будут эти шансы?! – раздраженно ответил профессор.

Заглушив машину, я в сердцах ударил ладонью по рулю. Понимаю, что Семен Иванович прав. Да и если взялся за дело, то его следует доводить до конца, каким бы оно ни было.

– Согласен с вами, Семен Иванович, каюсь, сейчас дадим персоналу поручение готовить больного к операции, а сами наметим план предстоящей работы, – мрачно ответил я.

– Вот и хорошо, – буднично сказал профессор, водрузил пенсне на нос, оглянулся к нашему больному, который, затаив дыхание, следил за развернувшейся полемикой: – Андрей Дмитриевич, голубчик, не переживайте и выходите. Ничего страшного с вами не сделают, сейчас сестричка – а я попрошу, чтобы миловидная и молодая попалась – клизмочку вам поставит, потом вколет укольчик и, глядишь, завтра уже о своей болячке забудете.