Владимир Поселягин - Совок. Вперёд в СССР

Я очень надеюсь, что в своё тело попал, по руке не понятно, такая же кисть с длинными музыкальными пальцами. Пара царапин с тыльной стороны ладони, и всё. Что интересно, двадцатый год был, из-за пандемии все в страхе попрятались, причём за три месяца до моей гибели умер от ковида мой диспетчер, не пережил заразу, а я утонул. Так вот, если я попал в своё тело, ох и развернусь, однако жизнь внесла свои коррективы, и я понял, что это не моё тело и не моё прошлое.

Просто где-то у меня в изголовье, метрах в трёх, я так думаю, вдруг засипел динамик и заиграла довольно знакомая мелодия, где диктор сообщил что сегодня тысяча девятьсот шестьдесят третий год, восемнадцатое число января месяца, ну и поздравив всех с побудкой, передал слово другой ведущей, что с оптимизмом в голосе начала утреннюю гимнастику. А что за город не сообщил. Пока я пребывал в задумчивости, в шоке я не был, как уже говорил, рефлексии это не моё, рядом сипение задохнулось, перейдя в кашель, и скрипнула сетка койки, судя по шорохам кто-то зашарил ногами по полу, видимо тапки искал.

- О, очнулся? - услышал я прокуренный бас явно пожилого человека.

- Похоже да, - проглотив комок, язык как наждачка, пить хочу, всё же смог я хрипло выговорить. - Только не понятно, где очнулся?

- Так понятно где, в больнице. В соседних палатах ещё шестеро из ваших. Это надо же было додуматься до такого, - ворчал старик, шаркая тапками по полу до двери, выглянув, тот крикнул дежурную медсестру, сообщив что я очнулся, имени не сказал, «соседом» назвал, и так же шоркая вернулся к своей койке.

Жаль от соседа не узнал своих новых данных. Надеюсь врач сообщит. Буду играть амнезию. Хотя, чего тут играть, прошлого бывшего хозяина моего нового тела я просто не знал. Чёрт, и школа ведь? Тут придётся учится без дураков, я ничего по школе не помню, сам на тройки учился. Дроби, они до сих пор наводят на меня ужас. Телом вроде я овладел, хотя ходить ещё не пробовал, поэтому стал шарить руками под одеялом. Я был укрыт простынёй и сверху толстым шерстяным одеялом в бело-синюю клетку. Хотя всё равно прохладно было. На мне майка, но трусов не было. Тело пацана, краник между ногами нащупал. Непривычно мелкий какой. Надеюсь подрастёт. На теле никаких бинтов я не нащупал, а вот на голове имелись, у меня под затылком валик был, и бинты. Похоже в голову прилетело. Да и не мне одному, раз я не один пострадавший. Что они делали, кидали патроны с мест боёв в костер или снаряд? Да тут долго гадать будешь, поди знай. Именно в момент ощупывания мной головы и зашла дородная женщина в белом халате и что интересно, с шапочкой. Тоже белой. Отругав меня, велела лежать смирно, напоила и ушла, я даже вопросы задать ей не успел.

- Дед? - тихо позвал я старика, но похоже тот был туг на ухо, я пытался окрикнуть громче, но стрельнула болью рана на затылке, и голова зашумела, так что не стал рисковать. Подождём лечащего врача.

Я думал врачи вокруг меня будут засуетится, да куда там. Припёрся только к десяти часам дня молодой, вообще сопляк, видать на интернатуре, или только-только закончил. Меня успели покормить кашей, манной, с комочками и на воде, да чай дать. Сам я пока плохо двигал руками, садится мне запретили, так и покормили. Вопросы я задавал санитарке, что меня кормила, однако та торопилась и не успел я всё накопившееся задать. Для начала, узнал, что мы находимся на территории славного и закрытого для иностранцев города Владивосток. Этого только не хватало. Узнал, что было побоище, собралась ребятня двух районов и сошлись стенка на стенку. Там хорошо так куски льда летали, хотя это не по правилам. Но бой уже в бойню переходил, вот и бывшему хозяину этого тела в основание черепа и прилетел солидный кусок. Та эта знала точно, у остальных тоже травмы от льда. Два дня назад всё это происходило. Один парнишка, лет четырнадцати, глаза лишился. И да, меня теперь звали Данилой, фамилии та похоже не знала, но то что одиннадцать лет мне теперь, сообщила уверенно. Слышала от медсестёр. Это всё что я смог узнать, между теми моментами, когда мне в рот кашу пихали. Кстати, после завтрака чуть мутило, но потом прошло. Контузии от удара не было, только голова болела, и это хорошо.

Так вот, часов десять наступило, я по радио узнал, оно громко работало, старик действительно глуховат был, как зашёл молодой парень в белом докторском халате, в сопровождении медсестры. Та выключила радио, и парень, пододвинув меня к стене, сел на край кровати и начался стандартный опрос, заодно померили давление каким-то древним прибором. Я за этим с немалым интересом наблюдал. Температуру померили утром, ещё до завтрака, забегала медсестра дважды, принесла градусник, и унесла. Даже не сказала сколько там. Тот опрашивая меня о самочувствии, велел сесть, когда я прямо спросил, как меня зовут.

- Ты не помнишь? - нахмурившись, уточнил врач.

Кстати, тот представился, терапевтом оказался, Иван Константинович. Фамилию не сказал.

- Нет, не помню.

- Что ты помнишь?

Я задумался что говорить, тот видимо заминку эту воспринял по-своему, поэтому, когда я ответил, принял это как должное:

- Ничего не помню.

- Полежи пока, - велел тот мне, как будто я сбежать куда собирался. После этого тот ушёл, даже рану на затылке не осмотрел, а я так и лежал, как вдруг замер.

А старик снова включил радио и там вскоре зазвучал одна мелодия, от которой у меня чуть всё тело не задёргалось, как будто под электрические разряды попал. А звучала там «Батяня-комбат». Дослушать мне не дали, песня и музыка немного отличались от оригинала, но всё равно здорово звучала, певца подобрали к ней что надо. Дослушать мне не дали врачи, в этот раз было трое, один с бородкой, профессором оказался, ну и две медсестры. Одна совсем молоденькая. Няшка. Вот теперь мной занялись серьёзно, и бинт отодрали от раны. Я там уже сознание потерял.

***

Покинув стены больницы, где я пребывал пять недель, сегодня среда, двадцать первое февраля, зажило как на собаке, как говорится, а вот диагноз амнезия мне так и оставили в больничном листе. Гематома на затылке сошла, рванная рана от острой кромки льда поджила, врачи сказали, что две красных полоски остались, как волосы отрастут не видно будет, а позже шрамы совсем незаметными станут, превратившись в две белесые полоски.

Эти пять недель, надо сказать, не прошли, а пролетели. У меня столько новостей, даже не знаю с чего начать. Меня зовут Данила Геннадьевич Востриков. Двадцать девятого февраля, мне бы исполнилось двенадцать лет. Да, Данила родился в високосный год. Он только в следующем году будет. Обычно Данила первого марта отмечает. Учусь в пятом «Б» классе средней школы номер Четырнадцать, тут же во Владивостоке. У Данилы есть семья, мать, бабушка со стороны отца, и две младших сестры, девяти лет Настя и пяти лет Маша. Отец был капитаном дальнего плаванья. Без шуток, был. Погиб два года назад, пожар на судне, всего треть команды смогла спастись. Шли из Штатов, по середине Тихого океана это случилось. Сухогруз «Василий Лапшин». Не знаю кто это, но как мне объяснили родственники, герой Революции. В остальном всё не очень хорошо. Отец Данилы стоял в очереди на квартиру, вот-вот должны были дать, после его смерти, очередь отодвинулась. Друзья и коллеги пытаются что-то сделать, но пока не выходит, так что семья Востриковых ютится пока в коммуналке дома, что стоял на границе с новым районом, названным Минным. Тот ещё в стадии стройки был. Да и вообще сейчас Владивосток - это одна большая стройка. Пятнадцать квадратных метров на пятерых, сейчас четверых, это мало, но живут. Чтобы выкормить семью, мать Данилы, Ольга Васильевна, работает на трёх работах. Замуж та за моряка выходила и фактически со школы занималась детьми. То есть, профессии не имела. Поэтому работала в больнице и в школе уборщицей, третья работа основная, школьный библиотекарь. Учебники выдаёт.