Максим Арх - Лето 1977 [СИ]

ВИА «Музыкальная юность» был собран.

И вот уже полгода коллектив репетирует. Был даже один концерт для рабочих завода, где их ансамбль исполнил четыре песни. Директору завода понравилось, и он принял решение развивать успех, для чего было решено закупить более профессиональное оборудование и музыкальные инструменты. Были закуплены: чешская барабанная установка, две немецкие гитары и советский «электроорган», он же синтезатор, он же клавиши.

Вскоре, их ансамбль принимал участие в двух свадьбах, где они также сыграли те же самые четыре песни.

Первой была свадьба дочери главного инженера завода. Там во время выступления возникла проблема с микрофонами, которые сломались оба в течении пяти минут. Через день после этого досадного случая у ансамбля появилось три японских и два немецких микрофона.

Ну а после второй свадьбы – племянницы главного бухгалтера завода, у ВИА появился микшерный пульт и японский синтезатор.

Сейчас же коллектив работал над новыми композициями, которые собирался исполнить на празднике в честь годовщины Великой Октябрьской революции.

— В принципе, всё у нас хорошо, только вот Иннокентий иногда «дуру гонит», – сказал Мефодий и осёкся, увидев не одобряющий взгляд Антона.

— Ясно, понятно, – как бы не обратив внимания на последнюю фразу， сказал я, а затем спросил: — А к вам на репетицию можно прийти?

— Вряд ли. Иннокентию это не понравится. Он знаешь какой… — сказал Мефодий ，подцепив ложкой пельмешку. Зря он это сказал… Глаза Антона вспыхнули, а сам он весь затрясся и покраснел.

— Пошёл на***, твой Иннокентий! За***ли вы меня уже с ним! На *** я видел вашего Кешу! Я лидер ВИА! Я глава ансамбля! Я создал его! Мне директор поручил! Кому не нравится, тот пусть уё*** на*** из моего ансамбля! — взорвался Антон. Он тяжело дышал, а лицо его пошло пятнами.

«Так и до сердечного приступа докатиться можно… Там у них прям «санта-барбара»… Какие страсти-то кипят в среде молодых дарований – обалдеть», – глядя на разошедшегося музыканта думал я.

Тот немного помолчал, глотнул остывший кофе и потёр виски. Мефодий сидел, опустив голову в пол и ковырялся в ногтях.

— Конечно приходи, Саша. Послушаешь как мы играем. Завтра в шесть вечера, запоминай адрес… Может тоже музыкантом захочешь стать, а не спортсменом… — тяжело вздохнув, уже мягким голосом сказал мне грозный лидер ВИА и улыбнулся.

Ещё немного посидев， мы решили, что пора «на расход». Я проводил ребят до метро и пошёл домой.

Дома застал расстроенную маму. Ясно. Записка…

Развеселить её не получилось и поужинав я поговорил по телефону, ополоснулся и лёг спать.

Когда засыпал, то слышал тихий плач любимой мамочки. Прости， мама, но эту заразу нужно было вырезать сейчас с корнем, пока ты ещё к нему не привязалась и всё не стало слишком поздно! Время лечит раны, всё пройдёт и всё будет хорошо… Прости， моя любимая «мася», по-другому я не мог…

«Ну и денёк же сегодня выдался», – подумал я, засыпая…

31 июля. Воскресенье.

Новость дня:Тамильские сепаратисты, представленные в парламенте Шри-Ланки, приступают к составлению проекта новой конституции.

После утренней пробежки, я поехал на станцию метро «Площадь революции». Библиотекарь Эмма Георгиевна позвонила мне вчера вечером и пригласила к себе на завтрак. А почему бы и нет?! Решил съездить. Выйдя из вагона, я улыбнулся, глядя на статуи, вмонтированные в колонны, которые служили украшением станции.

В восьмидесятых годах у студентов родилась традиция – потереть нос статуи собаки. Этот культ считался народной приметой, которая приносит удачу на экзаменах, да и во всей жизни в целом.

Впоследствии этот обряд, как и положено обряду, мутировал и принял более глобальный размах. Тереть нос несчастной псине якобы приносящей удачу стали тереть не только студенты, но и простые прохожие. Дальше – больше. Некоторые светлые умы задумались: «А только ли нос собаки приносит счастье?» и принялись натирать другие выпирающие места довольной четвероногой.

Вероятно, некоторой части людей всё же счастья от протирания собаки заметно не прибавлялось и тогда народ решил, «нужно тереть всё». И понеслась… Любая, хоть немного выступающая часть множества статуй на станции, стала подвергаться ежедневной полировке, включая грудь спортсменки, туфлю студентки, палец и лапоть крестьянина, ножку ребёнка и колено рабочего.

Некоторые люди, чтоб совершить какую-нибудь часть народного ритуала, при остановке поезда, выскакивают из вагона, быстро трут что-нибудь первой попавшейся статуи и забегают обратно. Вот на эту шаманскую станцию я и приехал.

Жили они недалеко от станции и через 5 минут, после того как я вышел из метро на улицу, уже звонил в звонок. Дверь открыла Эмма Георгиевна， на которой был одет домашний красный махровый халат, улыбчивая и гостеприимная. Нужно сказать， она сильно отличалась от себя вчерашней и совсем не походила на ту сухую и строгую учительницу.

— Доброе утро， Саша, проходи вот тапочки.

— Здравствуйте, — я вошёл в неплохую, трёх- или четырёхкомнатную квартиру.

— Проходи. Не стесняйся. Вот тут ванна, вот туалет.

Я зашёл в ванну, вымыл руки. Посмотрел наверх и увидел идущую от стенки до стенки трубу. Удивительно, но что в относительно не старых зданиях очень странно, по-идиотски расположены канализационные трубы. Система водоснабжения сделана как-то грубо и нелогично. Вокруг высокие потолки с лепниной, барельефы, красивые скульптуры, статуи с колоннами, а сантехника просто ужасная. Всё какое-то неказистое, кривое, ржавое, торчащее из центра стены абы как. Такое впечатление, что эти дома планировались без сантехники изначально, а сантехнику в них решили провести потом. Складывалось впечатление, что про водоснабжение и систему канализации при строительстве просто забыли. Неужели это было невиданных масштабов вредительство, или быть может эти дома не совсем сталинские?

Ну да ладно…

Помыв руки, я вышел из ванны и в тот же момент из комнаты напротив, открыв дверь， вышел мужчина. На вид ему было лет 55–60, ну или около того.

— Берёза Иван Павлович, — представился он， и протянул руку для пожатия. Я пожал руку и представился.

— Александр Сергеевич? Отчество как у великого поэта — у Пушкина, — весело прокомментировал профессор, как решил я его для себя называть. Почему профессор? Ну очень уж он походил на каких-то киношных профессоров. Невысокий, немного сутулый, с козлиной бородкой, не удивлюсь, если и со своей супругой он общается на «вы». Взгляд мудрый, разговор снисходительный. К тому же он и говорил как киношные герои, иногда добавляя в слова букву «с» особенно после «ну». В наше время, в той жизни — в двухтысячных, таких профессоров уже практически не встретишь.