Михаил Ланцов - Консул Руси

С одной стороны, он ее без шуток любил. А с другой стороны, побаивался, ибо понимал, что нет пределов коварства и кровожадности у матери, что защищает свое потомство. Особенно у женщины, имеющий такой характер и ТАКОЕ влияние…

Завершив облачение в доспехи, консул Нового Рима помог супруге, и они вышли из палатки. Явившись к людям… к легиону, который был уже готов.

Осмотрев их. И тяжело вздохнув. Он коротко отдал приказ. И все пришло в движение.

По левому берегу Дона находились довольно многочисленные войска противника. Но вдалеке. В степи. И Ярослав пытался его спровоцировать на атаку. Поэтому, загрузившись, легион уже через какие-то полчаса начал высаживаться на противоположном от Саркела берегу Дона. Причем подчеркнуто вальяжно.

И степняки не заставили себя ждать.

Они ведь сопровождали корабли Ярослава от устья Дона. Слава консула Нового Рима была велика, поэтому они очень серьезно воспринимали его прибытие. Его самого и его людей.

Так что не прошло и трех часов, как с востока из степи подошло большое объединенное войско. Его ядро – конные воины Хорезма и аланы. Массовка же обеспечивалась дружинами половцев и огузов, а также иных племен, которые сплотились вокруг хорезмшаха в едином желании – свергнуть хазар. У всех на это были свои причины. Но они были, и они привели их сюда – на берег Дона.

И их не смущало то, что против них находился Ярослав с его славой очень удачливого полководца. У него ведь всего лишь пехота, против конницы. Кроме того, воинов степного союза было больше. Заметно больше. И они рассчитывали на то, чтобы смять этого зарвавшегося ромейца, стоптать его, отправив к праотцам. Пусть даже и ценой большой крови. Ибо здесь и сейчас наступил час битвы за Северное Причерноморье и контроль над Днепровским и Волжским торговыми путями. Лакомый кусочек. Очень лакомый…

Но они не знали, что это все – не больше чем театральное представление. Они не знали, что Ярослав применяет фирменную стратегию агента КГБ Федора Соколова – ловлю на живца…

Конница приближалась.

Комитаты же, имитируя суету, готовились.

Они расставляли так называемые «испанские козлы» [91]– легкие, разборные заграждения против кавалерии. А перед ними рассыпали кованый «чеснок» – колючки о четырех шипах, которые как не кинь – один шип всегда торчит вверх. Причем формировали этот контур заграждений не прямо перед собой, а в некотором отдалении. «Испанских козлов» ставили метрах в десяти от ордера пехоты, а «чеснок» просыпали на добрые полсотни метров, благо, что времени это не требовало много. Коннице же от горизонта требовалось еще подойти.

Легионеры, а на берег спустились только бойцы ближнего боя из числа комитатов, буквально прижались к кораблям и реке. С копьями и большими, широкими овальными щитами. Остальные же комитаты оставались на борту кораблей и готовились, разложив вокруг себя стрелы, снаряды и дротики. Так, чтобы их можно было брать как можно проще и быстрее.

Ярослав, чтобы поддержать мораль легионеров, спустился на берег, дабы сражаться в их рядах. На борту же корабля осталась Пелагея – второй после него человек не только в войске, но и в его маленьком государстве. Ей ничем командовать не требовалось. Все командиры и без нее знали, что нужно делать. Важно было лишь ее присутствие…

То, что увидел в тот день наместник Херсонесса, поразило его до глубины души.

Конница Хорезма и аланов шла на острие атаки.

Нигде в IX веке не применяли таранный конный удар копьем [92]. Его просто еще не придумали. Поэтому всадники и держали копье обычным хватом. Однако лошадей, как ударную силу применяли. На большую массу пехоты, конечно, их бы не направили. Но там, у кораблей, стояла жидкая цепочка копейщиков. Настолько жидкая, настолько и соблазнительная. Ее, казалось, можно было опрокинуть так легко, что ни у кого это не вызывало даже тени сомнений. Перед ними, конечно, были какие-то заграждения. Но они не шли сплошной стеной и не являлись чем-то им знакомым. Никто в степи с ними не сталкивался ранее. Поэтому, смело разогнавшись, вся эта масса конницы устремилась к кораблям.

Многие предвкушали, как, подлетев к борту, они лихо на него запрыгнут и начнут рубить тех, кто трусливо укрывается там. А потом грабить, грабить, грабить… Вон сколько на них доспехов и оружия. А потом… их ждал Саркел, лежащий перед ними практически беззащитным.

Но что-то пошло не так.

Когда до жалкой цепочки пехоты оставалось шагов пятьдесят, всадники внезапно словно в какую-то невидимую стену уперлись. Кони на всем ходу спотыкались и «пускались в пляс», кувыркаясь в степной траве, ломая ноги и головы. На них налетали другие. Какие-то кони умудрялись перепрыгнуть препятствие. Но только лишь для того, чтобы буквально через несколько шагов, самим оступиться и упасть. Остальные же просто влетали в эти внезапные «мясные препятствия» и опять-таки ломали ноги с шеями, кувыркаясь.

— Бей! — рявкнул Ярослав.

И все легионеры, уже воткнувшие копья подтоками в землю, начали метать спики – легкие оперенные дротики. А вместе с ними в небо полетели снаряды пращи фундиторов, стрелы сагиттариев и те же самые спики, только уже матиариев, выпущенные с помощью специальных пращей. И если дротики легионеров летели метров на сорок-пятьдесят, то матиарии их метали на добрую сотню и с куда большей силой.

Широкий фронт перед кораблями превратился в какой-то ад.

— Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий, слились в протяжный вой, — тихо произнес Ярослав по-русски, наблюдая за тем ужасом, что творился буквально в полусотни шагов от него.

Сагиттарии в этот раз не применяли магазинов. Сегодня им требовалось не в рывке обеспечить плотный обстрел, а просто много стрелять. Стрелу за стрелой. Колчан за колчаном. Такие же задачи были и остальных стрелков. Даже легионеры, и те имели по два подсумка со спиками…

— Прекратить стрельбу! — громко скомандовал Ярослав через долгие пять минут. Очень долгие.

Наместник же Херсонесса, стоящий на палубе «Черной жемчужины» рядом с Пелагеей, перекрестился. Истово перекрестился, смотря глазами полными ужаса на картину перед ним.

Отдельные всадники все же сумели добраться до «испанских козлов» и даже кое-где на их «рогах» висели отдельные трупы. Но, в целом, на добрые семьдесят шагов за ними простиралось кровавое поле, заваленное убитыми и умирающими как людьми, так и лошадьми.

Это было кошмарно.

Это было ужасающе.

Кровь… кровь… кровь… и стоны.

Пелагея стояла на борту корабля, вцепившись руками в борт. Она была буквально парализована страхом. Она видела битвы. Видела кровь. Но не такую… То, что предстало перед ее глазами, было чудовищно. Она поискала глазами мужа, желая спросить у него за весь этот кошмар. То есть, закатить новый скандал. Но тот, словно почувствовав ее взгляд обернулся. И она вздрогнула, встретившись с ним взглядом. И мгновение спустя отвела глаза, с трудом сдерживая дрожь в теле. Потому что на нее смотрел не человек, а чудовище. Какой-то древний монстр…