Михаил Ланцов - Консул Руси

— Может и так, — кивнул Захария. — В конце концов, мы все умрем когда-нибудь.

— Когда-нибудь, — согласился с ним Ярослав. — Но сейчас ты сделаешь, что нужно?

— Я не смогу. Если я пойду на левый берег Дона, то мое малое войско просто перебьют. Их все еще слишком много. И тебе придется возвращаться, чтобы вновь остановить их.

— Ясно… — спокойно и как-то бесцветно произнес Ярослав, посмотрев на кагана как на пустое место.

После чего удалился на свои корабли, куда уже погрузились легионеры. И следующую неделю делал то, что должен был. Жег степь. Часть его эскадры поднялось вышел по Дону и начав спускаться, посылало в сухой ковыль зажигательные стрелы или снаряды пращи с древесным спиртом и горячим фитилями. Раз за разом. А от левого берега большой реки, гонимый свежим осенним ветром, раздувался большой пожар. Пожар, который широким фронтом уходил на восток – туда, где паслись стада кочевых орд, переправившихся на правый берег Волги. Большой и страшный степной пожар. Ему некогда было бегать за кочевьями тех степных орд, что вторглись на правый берег Волги. Поэтому он отправлял за ними огонь. Огонь, который выступал и палачом, и учителем. Потому что теперь каждый в степи будет знать о том, какая участь постигнет посягнувшего на власть Ярослава. Пусть даже косвенно. Пусть даже ударив по его союзникам. Ибо степь не ценит слова. В степи уважают только силу. А сила – это кровь…

866 год, 25 октября, Константинополь

Ранним утром Вардан лежал и смотрел на проплывающие где-то вдали облака. Он уже знал о разгроме Ярославом Хорезмшаха с союзниками и том, как этот кровожадный безумец поступил с кочевьями.

Степной пожар. Большой, просто чудовищного размаха пожар, идущий фронтом в несколько сотен километров. Он его сам никогда не видел, но прекрасно представлял тот ужас, который развернулся в тех краях. Слишком ярко и сочно о нем говорили. Сжечь заживо десятки тысяч людей.

— И снова победа… — тихо произнес василевс, сжимая в пальцах медальон с символикой Ареса. — Кто бы мог подумать… Опять… И вновь над превосходящими силами…

Василевс криво усмехнулся.

В Константинополе уже открыто поклонялись некоторым старым богам, возродив их храмы. Это пугало и заставляло задуматься. Впрочем, думать Вардан не смог долго. Минут пятнадцать. Не больше. Как он услышал какой-то отдаленный шум. Странный. Словно какие-то ритмичные крики.

— Неужели новое восстание? — тихо спросил он сам у себя и огляделся. В помещении не было никого. Даже стража, что обычно стояла у дверей. Чувство боли и обиды кольнуло его сердце – ведь получалось, что ближние люди его оставили. А он им доверял…

От двери раздался какой-то шелест. Василевс медленно обернулся, опасаясь взглянуть в глаза своим убийцам. А ему, почему-то казалось, что это они. Однако, когда он обернулся, ничего страшного не увидел. Просто старый слуга.

— Что там случилось?

— Василий, — коротко и как-то глухо произнес он.

— Что Василий?

— Василий, сын Феофила в городе. Жители открыли ему ворота и приветствуют.

— А эти звуки?

— Это песня его легиона…

Вселенский собор продолжал работать, так и не договорившись. Василий Аморейский их пугал. Известие об очередной его славной победе до них уже дошло, как и до василевса… да и вообще до всего Константинополя.

Иерархи боялись Василий и не знали, что с ним делать. С ним, и его учением, которое как ядовитая зараза распространялось повсюду, воскрешая старую «скверну». Хотя, конечно, никто из иерархов не сомневался – повсюду – от Иберии до Сирии, от Египта до Британии оставалось немало сторонников древних богов. Пусть и державшихся в тени. И многие, пусть даже и посещали церковь, но украдкой продолжали верить в старых богов.

Собор работал. Пытался работать, стараясь найти решение для того вызова, с которым столкнулся. К патриархам и архиепископам подтянулись епископы как греческого, так и латинского обряда. А вместе с ними и многие иные духовные лидеры как разных ветвей христианства, так и ислама с иудаизмом. Ведь Ярослав угрожал не только христианству, но и их учениям.

— Опять шумят, — тихо произнес Фотий, услышав далекие звуки. А потом вздохнув, добавил. — Когда же эти язычники успокоятся… Сегодня праздник какого-то из божков?

Папа Римский не поленился, подошел к окну и вгляделся в даль.

— Что там? — не выдержав затянувшуюся паузу, спросил католикос армянской апостольской церкви.

— Ты дар речи потерял? — немного раздраженно буркнул Фотий, видя, что Папа не отвечает. — Кто там шумит?

— Легионеры… — глухо произнес Николай I, повернувшись к остальным с бледным как полотно лицом. — Это шумят легионеры.

Спустя какие-то секунды эти старцы оказались у окон, дабы убедиться в правдивости слов своего коллеги. Где и замерли, словно парализованные.

Константинополь закипал.

— COMITATENSES!

— U-U-U!

— LEGIO! AETERNA! VITRIX! — орали глотки людей, что шли под аквилой и векселем первого венедского легиона.

Legio I Venedica. Для многих непосвященных это были просто слова. Во многом бессмысленные. Но в Константинополе, где еще помнили о былых временах, все было иначе. Люди заворожено смотрели на мерно покачивающуюся аквилу. Они уже забыли, какой она должна быть. Просто помнили о том, что это такое и зачем. Поэтому воспринимали рубленного золотого орла из Warhammer вполне нормально. Особенно в окружении воинов с красными щитами, вертикально рассеченными веретеном удачи в окружении молний.

Толпа ревела.

Толпа гудела.

Толпа была счастлива. Слишком истосковались люди по тем, кем можно восхищаться…

Тяжелые размеренные шаги гулким эхом отдавались в тишине. Все участники Вселенского собора молчали и с нервным напряжение смотрели на закрытые двухстворчатые двери, которые отделяли их от этих шагов. Да, там фоном был и иной топот, но почему все слышали только эти гулкие, тяжелые шаги.

Секундная задержка. И двустворчатая дверь, чуть не слетев с петель распахнулась, громко ударившись о стены.

На пороге оказался довольно крупный мужчина.

На нем была позолоченная [93]кольчуга с длинными рукавами и подолом до колен, рассеченным до пояса спереди и сзади. Подшитая на красную, бархатную ткань и кожаной обкладкой по периметру. Под ней был стеганый халат, выступающий местами в цвет подбивки.

Поверх кольчуги была надета кираса, самые простые латные наплечники, наручи и налокотники. На ногах – такие же примитивные, но все же латные ноги. Никакого рифления. Никаких сложных углов и форм. Простая ранняя миланская школа, лишенная, впрочем, плечевой асимметрии. И все эти латные компоненты также, как и кольчуга были позолочены. Кираса же дополнительно имела алую выпушку подбоя и рельефную аппликацию аквилы из Warhammer на груди, подчеркнутую ореолом из серебра.