Геннадий Марченко - Второй шанс

– Дурным характером? – зарумянилась Верочка. – Максим, с чего ты это взял?

С чего я взял? Хм… Вообще-то биографию Лермонтова в своё время я неплохо изучил, по иронии судьбы один из моих попаданцев как раз попадает в те времена и на Кавказе встречает поэта. Причём сначала решает помочь тому избежать гибели на роковой дуэли, но, познакомившись с Михаилов поближе, понял, насколько тот пакостлив, и предоставил истории идти своим чередом. Так что тут-то Остапа, как говорится, и понесло.

– Вера Васильевна, официальная история замалчивает некоторые факты из жизни поэта, но его биографам они прекрасно известны. Лермонтов был зол, завистлив, язвителен, коварен и вероломен, и это подтверждается как многочисленными воспоминаниями современников, так и произведениями самого Лермонтова. Например, у Лермонтова было мало друзей, так как большинство людей после знакомства с ним уже не хотели продолжать дальнейшее общение. Со слов его друзей, от него практически никогда нельзя было услышать комплимент или похвалу, он всегда язвительно и злобно шутил. Писатель мог при всех высмеять даже своего близкого друга. Ну а как он вёл себя с женщинами, которых всё-таки умудрялся в себя влюбить – это отдельная история, чего только стоит судьба несчастной Екатерины Сушковой. Ну а что касается роковой дуэли, то Лермонтов буквально затерроризировал Мартынова своими насмешками. А ведь тогда к словам относились далеко не так спокойно, как сейчас. Мартынов в тот же день настойчиво попросил его прекратить отпускать шуточки в его адрес. На что узнал от заносчивого барчука, что он будет шутить над кем хочет и когда хочет, а от дуэлей никогда не отказывался и готов дать оппоненту удовлетворение, если тот считает себя оскорблённым. После этого Мартынову не оставалось ничего другого, как прислать секунданта. К тому же Мартынов заступился за поруганную честь сестры, о романе с которой Лермонтов рассказывал направо и налево в язвительных тонах. Это если вкратце, – закончил я, садясь на свой стул.

В аудитории повисла тишина. Верочка смотрела на меня, часто-часто моргая и приоткрыв пухлые губки, за которыми прятался ровный ряд жемчужно-белых зубок. Наконец, проглотив ком, она выдавила из себя.

– Действительно, ребята, существует такая версия событий, приведших к печальному исходу, и что характер у Лермонтова был непростой, тоже известно. Однако это не отменяет того факта, что Михаил Юрьевич был великим поэтом и, кстати, ещё и прозаиком, раз уж мы заговорили о «Герое нашего времени». Так что идём в библиотеку, нашу или по месту жительства, берём книгу, а в следующую пятницу я буду вас спрашивать содержание произведения. Хоть это и роман, но он не такой уж и большой, легко осилите за неделю.

В этот момент прозвучал звонок.

– Все свободны, а ты, Максим, задержись, пожалуйста.

Что ж, раз просят – задержусь. Оказаться с Верочкой один на один я уж точно не против. Вот только вряд ли она будет показывать мне стриптиз.

– Максим, – начала она, когда класс опустел, – признаться, я удивлена твоими познаниями относительно биографии Лермонтова. Где ты всё это прочитал? Мне кажется, в библиотеке вряд ли можно найти такого рода информацию. То, что биографии великих людей перед публикацией тщательно рецензируются, не секрет, вот только первоисточник зачастую хранится в архиве, куда даже мне не попасть. Наш педагог в институте тоже кое-что интересное рассказывал о Лермонтове, может, ты с ним знаком?

М-да, надо как-то выкручиваться. Наговорил с три короба, не подумавши, дал волю эмоциям, распустил хвост, а теперь ломай голову, как объяснить столь глубокие познания о жизни скандального поэта.

– Так я это… Дома у меня приёмник стоит, и как-то случайно я поймал Радио «Свобода». С помехами, но разобрать, о чём говорят, было можно. А там как раз ведущий и его гость говорили о Лермонтове. Вот я и заслушался. А поскольку на память никогда не жаловался, то как-то вот отложилось…

Приёмник у нас дома действительно стоял, правда, «вражеские голоса» по нему поймать было крайне затруднительно, глушили их на совесть. Но в этот момент просто никакой другой отмазки в голову мне не пришло. Задним числом я укорил себя, что уж лучше бы промолчал. Если Верочка донесёт на меня директору, в отдел городского образования или, чем чёрт не шутит, в соответствующие органы, то из училища меня попрут в два счёт. И из комсомола тоже.

– Максим, ты же взрослый парень, и должен знать, что такие радиостанции, как «Радио «Свобода» или «Голос Америки» слушать нельзя. Там же идёт постоянная клевета на советский строй, которую неокрепшие умы подростков впитывают, как губка.

Вот не поймёшь, то взрослым парнем называет, то на неокрепший ум намекает. Или взрослый – это в плане физического развития? Так я бы не сказал, что я такой уж здоровяк, хотя да, кость у меня широкая как говорит мама, в батю пошёл.

– Я ж говорю, случайно на эту волну попал, а тут про Лермонтова говорят, я даже не понял сначала, что это за радиостанция, пока там заставка не пошла. Вера Васильевна, я вам торжественно обещаю, что специально ловить эти радиостанции больше не буду.

И даже приложил правую ладонь к груди, тем самым усиливая эффект своей клятвы.

– Ладно, Варченко, ступай, а то сейчас перемена закончится, – вздохнула она. – И не забудь о домашнем задании.

– В общем-то, я все пять глав «Героя нашего времени» помню если не наизусть, то сюжет могу пересказать подробно.

– Молодец, я поняла, что ты юноша начитанный, но не стоит отрываться от коллектива.

Из класса я вышел со взмокшей спиной. Всё-таки давно мне не приходилось выкручиваться, особенно из ситуаций, в которые сам себя загнал. Пока вроде бы обошлось, но на будущее сделаю себе зарубку не лезть поперёк батьки в пекло. То, на что в XXI веке посмотрели бы сквозь пальцы, сейчас может обернуться большими неприятностями. И об этом нужно помнить постоянно.

А пока из училища прямиком в прокат, разузнать насчёт машинки. И вечером на тренировку. Если всё задуманное сложится, то ближайшее будущее обещает быть довольно насыщенным.

Пункт проката представлял собой довольно-таки просторное помещение на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома. Прочитал табличку у входа, ознакомившись с режимом работы: понедельник-пятница – с 9 до 19 часов, суббота – с 9 до 16. Переступив порог, обнаружил внутри только парочку посетителей. Судя по всему, это была молодая чета, выбиравшая детский манеж. Пока пожилой – лет за пятьдесят – работник проката помогал сделать им выбор, я рассматривал стеллаж, где стояли пишущие машинки в количестве пяти экземпляров, среди которых моё внимание привлекла портативная механическая «Эрика» производства братской ГДР. И когда работник проката закончил обслуживать клиентов, покинувших помещение с разобранным манежем, я несколько неинтеллигентно ткнул в неё пальцем.