Андрей Храмцов - Новый старый 1978-й. Книга седьмая

— Это не Париж, но тоже очень неплохо.

— А я припев песни сочинил, — сказал я, хитро улыбаясь.

— Я видела, что ты в лифте о чём-то задумался. На английском?

— На русском. Вот послушай.

И я спел припев песни про 25-й этаж. Солнышко заулыбалась, догадавшись, что это песня о ней и почему в ней поётся о двадцать пятом этаже. Она обняла и поцеловала меня. И мы так стояли вместе около минуты, слушая, как бьется сердце каждого.

— Что сейчас будем делать? — спросила Солнышко.

— Ничего, — ответил я. — Два перелёта отбили охоту куда-либо выходить. Особенно первый, который был с небольшим приключением.

— У меня такое чувство, что ты без них не можешь.

— Ты ещё скажи, что это я специально повредил двигатель.

— Я не про это. Я про то, что если бы тебя не было в этом самолёте, как и в Завидово, то многие бы погибли.

— И в Лондоне, и в Париже тоже. Радует, что здесь мы всего на одну ночь. Тогда пошли в ванную. Она большая, можно вместе полежать. А то целый день в пути, хочется немного чистоты придать своему телу. Ты пока иди и набери воды, а я закажу ужин в номер. Что ты будешь?

— Что-нибудь рыбное.

Я заказал ей порцию королевских креветок и мороженое. А себе я набрал всего и побольше. Но тоже морепродукты, которые по-итальянки звучат очень красиво — frutti di mare, и своих любимых устриц. Хотя сегодня я сплю только с одной женой, но к устрицам я уже привык. А потом мы лежали в ванной и болтали обо всем. Если кто-нибудь со стороны послушал бы наши разговоры, то подумал, что мы сумасшедшие. А вы видели не сумасшедших влюблённых? Вот то-то же. Влюблённые все такие и их болтовню лучше никому не слушать.

Когда мы помылись и высушились, то нам привезли заказанный ужин.

— На террасе или как? — спросил я, зная, что Солнышко мне на это ответит.

— Или как, — ответила она. — Я такой высоты боюсь. Так что давай в гостиной поужинаем. Можно даже телевизор включить.

— И мультики посмотреть. Будущим мамам это очень полезно делать.

— Не смейся. Мне диснеевские очень нравятся, там где Минни Маус.

— Понятно. Ладно, включай и будем есть.

У Солнышка аж глаза загорелись. На двенадцати каналах показывали одни сплошные мультфильмы. Это был настоящий рай для неё. Я улыбнулся и принялся за еду. А моя первая жена, как ребёнок, уставилась в экран и даже забыла о том, зачем мы сели за стол.

— Эй, большой ребёнок, — сказал я, обращаясь к ней. — Есть не будешь, то выключу телевизор.

Солнышко принялась есть креветки, не отрываясь от мультиков. Надо будет побольше видеокассет с ними купить, будут потом дома вместе с Машей смотреть. Второй раз уже про Машу вспомнил, соскучился, что ли. Я озвучил идею с покупкой кассет, за что был награждён поцелуем со вкусом креветок.

— Слушай, — обратился я к Солнышку, когда мы пили кофе, а некоторые, на которых не будем показывать пальцем, даже с мороженым, — нам завтра надо будет одежду для хиппи со всякими фенечками купить.

— А зачем? — спросила моя ненаглядная, облизывая ложку из-под мороженого.

— Я решил, что мы пойдём на церемонию именно в такой одежде. Для песни, которую я написал к церемонии, она очень подойдет.

— А что, это идея. После этого нашего выступления дома будет проще тем, кто любит ходить в одежде в стиле хиппи. Я слышала в самолёте, как ты её напевал.

— Регистрировать её буду в Лондоне, потому, что я здесь никого не знаю. И репетицию надо будет устроить и я уже придумал где.

— Где?

— В музыкальном магазине, вот где. Там есть всё для этого. Где-то искать какие-то студии звукозаписи неохота да и времени нет.

— Да, с тобой не соскучишься. Хорошо, что в продуктовом магазине мы в этот раз репетировать не будем.

— Зато какой пиар и себе, и магазину сделаем.

— А пиар — это реклама?

— Почти. PR — это Public Relations. После этого о нас сарафанное радио разнесёт, что мы с тобой очень эксцентричные и чудаковатые люди, что нам и нужно.

— Помнишь мультфильм «Дюймовочка»? Там жаба говорила: «Ну вот поели, теперь можно и поспать».

— Ты спать хочешь? Тогда пошли. Зачем себя мучить.

— Я полежать хочу. А ты тогда рядом ложись.

— Хорошо. Нам тут на столе оставили рекламный буклет о церемонии «Грэмми». Я лягу и его полистаю.

Мы разобрали наш спальный аэродром и, сняв халаты, разлеглись на кровати. Я просмотрел буклет и увидел в трёх категориях название нашей группы. А вот в графе Winner ничего написано ещё не было. Я смутно помнил, что Майкл Джексон будет награждён в 1984 году восьмью статуэтками. Из-за меня, он в этой истории получит их чуть меньше. Но вот самыми молодыми лауреатами в истории «Грэмми» мы стать можем. Правда, продержимся в этой категории всего шесть лет, но это тоже неплохо.

— Ты по Маше скучаешь? — спросила меня неожиданно Солнышко.

— Немного, — ответил я и это была чистая правда.

— И я. А представь, как там она сейчас одна. У меня есть ты, а у тебя есть я. Ей сейчас гораздо тоскливее, чем нам.

— Послезавтра увидимся. Или завтра, если по московскому времени. Тут легко с этим запутаться. Мы спать или…?

— Или. Только недолго.

И мы действительно любили друг друга недолго. Маши и игрушек для взрослых с нами рядом не было, да и желания особого устраивать бурные игры, тоже. По два разочка разгрузились и спать. Перед сном Солнышко прижалась ко мне, как будто боялась меня потерять и быстро уснула. А я ещё некоторое время анализировал сегодняшний день и решив для себя, что нигде особо не накосячил, тоже уснул.

А вот поспать мне толком не дали. Нет, не соседи сверху, устроив пьяный дебош. Выше нас было только небо, так как это был последний этаж. Разбудило меня знакомое чувство опасности, которое меня не раз выручало. Странно, кому я понадобился здесь, на другом конце света? Конкуренты по «Грэмми» ко мне киллеров подослали? То, что это киллеры, я «увидел» сразу. И опять двое, как в Москве. Только в этот раз не за деревьями прячутся, а за дверью в коридоре.

Главное, что они не были в стальных шлемах. Поэтому я легко прочитал их мысли. Оказалось, что им нужен был пакет с письмом от Брежнева к Елизавете II. А у Леонида Ильича в его окружении где-то очень здорово «протекает». Приеду домой и надо будет обязательно разобраться с этим. Значит, не всех мы с Андроповым почистили. Да и задачу мне такую никто не ставил. А ходить и «рентгенить» каждого встречного — у меня здоровья не хватит. С теми, за дверью, было неинтересно. Ну пистолеты, ну глушители и что? Как сказал Василий Иванович Чапаев в одном из анекдотов про него: «Ну, кто ж голой пяткой на шашку-то лезет!» Шашки у меня не было, да и они не босиком сюда пришли. Но принцип был похож, потому, что их пистолеты для меня теперь, что детские игрушки. Даже на игрушки для взрослых не тянут.

После того, как я мощным импульсом боли вырубил их, я накинул халат и открыл дверь. Опять эти идиоты форму коридорных надели. Никакой фантазии нету: ни у неонацистов, ни у американских киллеров. Всё делают по одному шаблону. Хоть бы поизобретательней, что ли, действовали. Воображение бы включили. С крыши, например, спустились бы или на парашюте бы на террасу спланировали. Одна банальщина какая-то. Так, и что с этими клоунами мне теперь делать? Убивать их нельзя, меня тогда из страны долго не выпустят. Значит, забираем у них оружие и перетаскиваем бесчувственные тела на площадку к лифту. Там стоял журнальный столик и кресла. Вот я их в них и посадил. А потом выжег им мозги. Жалеть я их не стал, потому, что пришли они сюда не на прогулку, а увивать меня и Солнышко. А я очень не люблю, когда моей невесте кто-то угрожает. Вот придут утром сюда, а за столиком два белл-боя, никому незнакомых, сидят и слюни из улыбающихся во всю ширь ртов пускают. Картина маслом, как говорил начальник отдела по борьбе с бандитизмом Одесского уголовного розыска Гоцман в телесериале «Ликвидация». Акварель здесь не прокатит.