Владимир Ли - Выжить на взлете [СИ]

— Выручай, Павел (между собой ровесники, к этому времени перешли в общении на ты), опять начались драки, а вчера Иванов из старшей группы ударил Людмилу Сергеевну в лицо, разбил ей губу!

Тогда он выручил, но задумался над тем, что нужно искать другое решение с детской агрессивностью. Конечно, к этому времени ученые-медики и биологи что-то нашли для борьбы с этим явлением, какой-то нужный организму фермент, но работы с ним еще велись, а до практического применения было ой как далеко. Да и сам по себе он не гарантировал успех, обязательным условием ставилось правильное воспитание, с чем в детских домах обстояло не очень ладно. Следовало исправлять нечто другое, если не на генном уровне, то хотя бы на личностном, вот тогда Павлу пришла мысль продолжить начатые в институте работы с настройкой души. В ту пору ему не удалось, но сейчас, после многих сеансов на детских организмах, более гибких, чем у взрослых, возникло убеждение, что должно получиться.

С директорами детдома и института сговорился без каких-либо сложностей, никто из них не возразил против предложенных Павлом экспериментов на детях. Медведев же расчувствовался при встрече, принял буквально с распростертыми объятиями будто родного человека. После, когда обсудили предстоящие работы, выговорил нечто сокровенное, судя по смущению и какой-то растерянности на его лице:

— Знаешь, Павел, без тебя стало как-то серо, я уже привык к твоим чудачествам, если так можно назвать те немыслимые проекты, что ты вносил. Даже мама, царство ей небесное, уж с кем только ни встречалась в своей жизни, но призналась мне накануне отъезда на операцию — наверное, предчувствовала, что не перенесет, вот на прощании и высказала самое важное, — ты не от мира сего, послан нам Богом и все твои начинания имеют божье благословение. Я тогда еще подумал — мама бредит, теперь же понимаю — есть в ее последних словах немалая доля истины. Ведь никто из тех, кого знаю, даже близко не подошел к тому, что сделано тобой. С той же душой — до последнего момента не верил, что у тебя получится. Но вот сейчас нет сомнения и уверен — ты добьешься своего.

Павел прежде не делился с Медведевым правдой о своем появлении в этом мире, сейчас же посчитал верным признаться даже из благодарности к этому великодушному человеку, принявшему его в своем сердце:

— Ваша мама права, Святослав Всеволодович, я действительно не тот, кем меня считают. Нет-нет, не подумайте, что какой-нибудь засланный агент, просто мое сознание — или его матрица, — неведомым образом перенеслось из моего прежнего времени в это, в котором сейчас нахожусь. О душе не идет речь — сам же убедился, что она распадается и ее уже не может быть, — но ведь я здесь, прожил почти двадцать лет за другого человека, хотя и помню о себе самом в прошлой судьбе. Наверное, в том чья-то воля — Бога или кого-то еще, — не знаю, что со мной будет завтра, но пока мыслю и живу — делаю все возможное в моих силах.

После того разговора их отношения стали по-особенному близкими, если не как между отцом и сыном, то все равно родными людьми. Хотя Павел так и не вернулся в институт, но заезжал туда часто, не только по служебным делам. А с перестройкой детских душ вышло не так скоро, как он рассчитывал, как ни казалась та материя или субстанция податливой, но все же выдалась слишком крепким орешком. Шли месяцы и годы бесплодных испытаний, дети вырастали и сменялись, а дело не сдвинулось ни на йоту. Павел все также продолжал трудиться психологом, помогал с трудными подростками не только в своем заведении, но и других, его уже знали во многих детских домах и интернатах Москвы и Подмосковья. Казалось, одно только появление приносило спокойствие даже в самом шумной ораве, от его крупной фигуры веяло добротой и какой-то надежностью.

Дети это чувствовали и тянулись к нему, от малышей, едва вставших на ноги, до подростков и юношей старших групп. Именно в такие минуты к Павлу приходило понимание — ради тепла к этим обиженным судьбой юным созданиям стоило жить, пусть он не заменит им родных, но хоть как-то поможет им выжить, не озлобиться на окружающий мир, а влиться в него полезными людьми. Нередко на выходные забирал к себе самых обиженных малышей, давал им возможность почувствовать домашний уют и заботу. В первое время родные дети и Саша как-то опасались детдомовских воспитанников, боялись встретить от них каких-то выходок и неприятностей, потом привыкли, поняли, что им нужны ласка и внимание. Позже старшие дочери — Таня и Наташа, — сами приезжали к отцу на работу, привозили небольшие подарки крохам и игрались с ними.

Тем временем в стране происходили события, вызвавшие неоднозначную реакцию, особенно в столице — вначале выборы в Госдуму, а в марте 2012 года президента. Большая часть народа восприняла само собой разумеющимся победу правящей партии «Единая Россия» и Путина, но и тех, кто остался недовольным, набралось слишком много. Прошла волна многотысячных митингов и маршей с лозунгом «За честные выборы», а сразу после избрания Путина объявлением его нелегитимным и требованием отставки. Особенно значимым по накалу страстей стал оппозиционный «Марш миллионов» на Болотной площади с прямыми столкновениями между ОМОН и демонстрантами. Шли слухи о многочисленных жертвах с обеих сторон, официальные власти их отвергали, но предприняли расследование по так называемому «Болотному делу» о массовых беспорядках, привлекли к уголовной ответственности их организаторов — Удальцова, Навального, Немцова, — и самых активных участников.

В те майские дни, воспользовавшись беспорядками, на улицы города вылезла всякая ультрарадикальная нечисть — неофашисты и неокоммунисты, нацисты-скинхеды, анархисты, футбольные фанаты, боевики запрещенной национал-большевистской партии. Нападали на сотрудников полиции (так с прошлого года стали называть милицию), устраивали групповые драки, занимались грабежами, могли напасть и избить любого, кто им не приглянулся, особенно лиц неславянской внешности. Для жителей и гостей столицы стало небезопасным выходить из дома, даже в соседний магазин, так что на несколько дней жизнь в городе замерла, пока службы правопорядка и подразделения внутренних войск не провели в буквальном смысле зачистку улиц и площадей.

Именно тогда Павлу довелось встретиться с бандой бритоголовых молодчиков, кто-то из них бросил камень в лобовое стекло его машины, когда он проезжал мимо. Конечно, благоразумнее было бы скорее проехать дальше, как другие водители, под улюлюкивание пьяных скинхедов, но Павел не выдержал подобного беспредела, остановил и вышел из машины навстречу шайке из двух десятков нелюдей. Наверное, те в первый момент оторопели, не ожидали от него такой смелости — или глупости, — даже замолкли на некоторое время. После, с криком: — Держите лоха, надо обшмонать его! — стоявший ближе бритоголовый с палкой в руке бросился к будущей жертве, остальные за ним.