Иван Байбаков - Малой кровью на своей территории: 1941 – Работа над ошибками. 1941 – Своих не бросаем. 1941 – Бои местного значения [сборник litres]

– И снова ты молодец, капитан, прямо радуешь меня своими вопросами – сразу видно, что настоящая разведка в тебе есть. Ну, тогда помечай себе… Все понятно или еще вопросы есть? Нет вопросов? Тогда бери своих четвероногих орлов и выдвигайся, чем скорее ты место для засады найдешь, тем лучше…

– У меня вопросы имеются, лейтенант. Много вопросов… Это что сейчас тут было? Какая еще засада, на кого, и вообще – что тут происходит, еханный бабай?!

– Товарищ бригадный комиссар! – преувеличенно радостно улыбнулся Сергей, поворачиваясь к Трофимову и одновременно коротким жестом отсылая комэска. – А я как раз вас искать собирался, новые обстоятельства и планы дальнейших действий обсудить…

Командир пулеметной роты 109-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона (он же опаб, он же артпульбат, или просто пульбат) из состава гарнизона 66-го (Осовецкого) укрепрайона старший лейтенант Кузнецов чуть повернулся, постаравшись поудобнее пристроить горящую огнем, дергающую острой болью при каждом движении раненую ногу, и снова уставился в ночное звездное небо. Спать он не мог из-за сильной боли в ноге, да и не хотел – за те несколько часов, что оставались ему до смерти, он перебирал в голове воспоминания о своих жизнях, которых, как он сам считал, он прожил уже две.

Первая – жизнь советского командира, выбравшего своей профессией защиту Родины, хоть и была не без трудностей, но прошла светло и радостно. Счастливое пионерское детство с летними лагерями и занятиями в разных интересных кружках, затем комсомольская юность и посильное участие в строительстве светлого будущего своей страны вместе с такими же, как и он, окрыленными идеями нового, справедливого мира, парнями и девушками. Думы и мечтания, а потом окончательный выбор своего пути в жизни и поступление в военное пехотное училище, где он, в полном соответствии с заветами Ильича и призывами товарища Сталина, старался осваивать военную премудрость как можно лучше. Годы учебы, новые друзья и верные боевые товарищи, а потом выпуск в числе лучших курсантов и начало службы в качестве командира пулеметного взвода стрелкового батальона. Снова боевая учеба, различные курсы комсостава, старательное повышение своего профессионального уровня и навыков командования, обучения подчиненных. К июню 1941 года он уже боевой командир, успевший повоевать на Зимней войне и уже полгода как принявший пулеметную роту 109-го артпульбата на западной границе. Ну, как пулеметную – пулеметной она только называлась, а по штату имела, помимо станковых и ручных пулеметов, еще легкие минометы и артиллерию (в том числе казематную). Грозная сила, предназначенная в случае войны для размещения в оборонительных сооружениях линии Молотова, в районе Граево.

…Да уж, линия Молотова и ее оборонительные сооружения… кошкины слезки это были, а не оборонительные сооружения! К началу войны в Осовецком УРе, куда правым флангом входили и участки обороны под Граево, из запланированных к постройке оборонительных сооружений была построена хорошо если десятая часть, да и построенные сооружения в боевой готовности находились отнюдь не все. К тому же приказ на выдвижение к границе из мест постоянной дислокации для занятия тех самых «оборонительных сооружений» подразделения опабов получили уже только после начала войны, а до этого, как и все остальные, в соответствии с приказом «не поддавались на провокации». А потому выдвигаться пришлось в спешке и горячке, в условиях недостатка транспорта и извечного русского бардака, щедро приправленного паникой беженцев и хаосом войны. В результате до «своих» участков обороны рота старшего лейтенанта Кузнецова так и не дошла, бой пришлось принимать в чистом поле, в наспех отрытых окопах, без связи и координации с соседями, почти без артиллерии и с минимумом боеприпасов.

Вот там, под огнем немецкой артиллерии и бомбами немецких пикировщиков, всего лишь на второй день войны и после потери двух третей личного состава, закончилась первая жизнь старшего лейтенанта Кузнецова. И там же, на том самом поле, где между воронками от бомб и снарядов появились с фланга немецкие мотоциклисты, достреливающие раненых и сбивающие остальных, уже не бойцов – пленных, в кучу для их последующего конвоирования на сборный пункт, началась его вторая жизнь. Ну, как жизнь – скорее, угрюмое и постыдное существование в немецком плену…

По иронии судьбы, спасла его, получившего серьезное осколочное ранение в бедро, а потом и легкую контузию от близкого разрыва мины, ослабевшего от потери крови и от этого потерявшего способность не только воевать и командовать, но и самостоятельно передвигаться, троица самых проблемных бойцов роты. Три хмурых, нелюдимых сибиряка, попавших в пулеметно-артиллерийский батальон по призыву незадолго до войны из одного сельсовета. То ли близкие соседи, то ли вообще дальние родственники. В роте они так и держались вместе, особо ни с кем не сближаясь, но при этом сразу поставили себя жестко, всегда выступая единым кулаком и никому не спуская ни шуток, ни обид. Вечно пасмурные и молчаливые, они явно недолюбливали советскую власть, а потому служить не хотели. Нет, никакого открытого неповиновения или игнорирования приказов, но вот в остальном… Молоденький командир взвода с ними ничего поделать не мог, да и сам Кузнецов намучился с их воспитанием изрядно, а результатов особых не было. Политический руководитель батальона, недовольный поведением троицы на политзанятиях, уже не раз предлагал их «разъяснить» при помощи особого отдела, но старший лейтенант все тянул, надеясь справиться с проблемами в своей роте самостоятельно, да и жизнь этой троице так вот запросто ломать ему не хотелось…

Сам момент попадания в плен Кузнецов не помнил – когда на позиции ворвались немцы, он был в беспамятстве. Пришел в себя уже в колонне пленных, поддерживаемый с обеих сторон сибиряками, которые, будучи и сами легкоранеными, натурально тащили его на себе. Заметив, что комроты очнулся, старший троицы негромко буркнул, что немцы, собирая пленных, добивали раненых, которые идти не могли. Поэтому они, случайно наткнувшись на своего комроты в одном из полузасыпанных окопов, на себе втащили его в толпу пленных и теперь помогают идти в колонне, конвоируемой от границы куда-то в сторону продвижения немецких войск, а там видно будет. На вопрос, почему они не бросили его там и продолжают заботиться, сибиряк сначала долго молчал, а потом снова буркнул, в том смысле, что Кузнецов тоже не стал сдавать их в особый отдел, хотя и мог.

Гнали их поначалу небольшую колонну от места боя на восток, примерно в сторону Гродно, больше суток, и за это время сама колонна выросла в несколько раз, за счет новых партий пленных, которых сгоняли со всей округи. Гнали как скот, почти без остановок, без кормежки и отдыха, менялись только конвоиры на мотоциклах. Наконец прибыли в сборный лагерь, а точнее, дивизионный сборный пункт военнопленных, расположенный неподалеку, не более семи-восьми километров, от города Суховоля – название он успел спросить у местных жителей, когда их гнали по улицам.