Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

Короче, следующую «после Капицы» пару я просидел до конца, ни на что особо не отвлекаясь. Даже записывал кое-что. Не всё, конечно, а только самое, по моему разумению, важное — всё же по второму кругу учусь, за тридцать лет многое успел подзабыть.

Долгое время, кстати, не мог понять, отчего читаемый в нашем институте курс физики, как минимум, на полгода опережал математические дисциплины. Вместо того чтобы вовсю интегрировать неинтегрируемое и транспонировать многомерные матрицы, преподаватели кафедры высшей математики весь первый семестр вбивали в студенческие головы элементарную теорию чисел и основы векторного анализа. Талдычили про всякие там счётные, конечные и открытые множества, пределы-последовательности-функции, векторные и скалярные произведения, и лишь потом, спустя несколько месяцев жуткой нудятины, речь заходила, наконец, о дифференцировании, аффинных преобразованиях, интегралах по Риману и Лебегу и сходящихся в бесконечной дали суммах-рядах.

Кое-кто из студентов объяснял это несоответствие обычным желанием доцентов и профессоров как можно сильнее насолить будущим «светилам» науки. Поиздеваться над новоиспечёнными студиозусами, продемонстрировать собственное превосходство и тупость попавшей им в обучение публики.

Возможно, какой-то резон в этом объяснении был, поскольку бананы и трояки на экзаменах получали не только мы, мужики, но и наши немногочисленные однокурсницы. Одна из легенд, к примеру, гласила о некой физтешке, сдававшей матан приснопамятному Гоге Бодачинскому. На вопрос «дать определение расходящейся последовательности» наивная барышня после некоторого раздумья выдала перл про «это когда каждый член в последовательности больше предыдущего». Гога в ответ моментально наградил её фразой «Это ваши девичьи грёзы» и без затей отправил на пересдачу. Правда это или нет, сказать сложно, однако дыма, как известно, без огня не бывает. Учиться приходилось всем. Причём, по-взрослому, невзирая на пол, возраст и былые заслуги.

Однако, на мой взгляд, истинная причина столь явного «рассогласования» в обучении естественным и точным наукам заключалась вовсе не в «злобной натуре» профессорско-преподавательского состава. Скорее всего, нам просто с самого начала давали понять, что не стоит везде и всюду применять заученные наспех формулы и определения. Типа, попробуйте-ка лучше, господа хорошие, собственным умом дойти до сути явлений и объяснить их потом «на пальцах», без мощной поддержки уже имеющегося математического аппарата. А вот когда всё поймёте и осознаете, тогда да, можете и формулы применить, и методикой нужной воспользоваться. Попозже. Когда и вправду наукой займётесь. Настоящей, без дураков.

Впрочем, дураков у нас в институте практически не было — отсеивались ещё на абитуриентском этапе. А вот с иностранными языками проблемы имелись. Кто-то владел английским-немецким-французским на довольно приличном уровне (спецшколы и всё такое), кто-то ограничивался пределами школьной программы («читаю и перевожу со словарём… если очень попросят»), а кому-то и «I ama table» казалось запредельным знанием. Тем не менее, в оборот брали всех, а затем, по мере раскрытия «потенциала», разделяли по принципу «начальные», «продвинутые» и «немцы-французы-японцы» с дальнейшим распределением в соответствующие подгруппы. Первых — изучать английский с нуля, вторых — совершенствоваться, третьих — «пусть и дальше базлают на своём никому не понятном наречии». Насчёт последнего, конечно, шучу — все, кто изучал немецкий с французским, на отсутствие достойных преподавателей не жаловались.

Сегодня нас, кстати, никто никуда не распределял. Первое занятие по иностранному языку проходило в чисто ознакомительном ключе — посмотрим, проверим, понюхаем, потрогаем… оценим, так сказать, на предмет соответствия заявленным требованиям. Мы — нашу «англичанку», а она — нас. Точнее, наоборот. Сначала она — нас, а уж потом мы… её. Если конечно получится…

— I am glad I am a student. Only two months ago I was a schoolboy. Mathematics and physics were always of interest to me, that's why I am here…

— Достаточно, — прервала меня «англичанка» (не по-русски, естественно). — Теперь вы, Александр.

— Not all of my friends are students too. Nick, for instance, is alaboratory assistant… — подхватил сидящий слева от меня Саша Бурцев, вглядываясь в «импортный» текст отпечатанной на ротапринте брошюры. Одной из трёх, выданных нам нашей преподавательницей — весьма симпатичной дамой лет тридцати. Четвёртая методичка лежала на столе перед Риммой Юрьевной. Представиться по фамилии «англичанка» почему-то забыла. Или посчитала лишним — кому надо, тот сам прочтёт её полное имя на стенде с вывешенным там расписанием.

Эх, был бы я лет на пятнадцать постарше… или, наоборот, помоложе (тут всё зависит от того, с какой стороны на себя посмотреть), вполне мог приударить за этой эээ… эффектной женщиной. Однако… не судьба. Сопливый, не нюхавший жизни пацан ей явно не интересен, как по причине малолетства «соблазнителя», так и по причине его общей социально-бытовой неустроенности. А вот приближающегося к шестому десятку «старого ловеласа» на подобные «подвиги» уже самого давненько не тянет — лениво как-то, да и дел более важных полно. Намного более важных. На диване там перед телевизором поваляться, о текущей политике поразмышлять, дожидаясь, пока законная жена не покормит, наконец, изголодавшегося мыслителя и добытчика… В общем, не стоит и рыпаться. Здоровее будешь.

— Очень хорошо, — остановила Бурцева «англичанка». — Так. Кто желает перевести прочитанное? Может быть, вы, Дмитрий?

Дима Петров кивнул и взялся за перевод:

— Я рад, что студент. Всего два месяца назад я был школьником. Меня…м-м… всегда очень интересовали математика и физика, поэтому я здесь.

— Отлично. Стоп, — хлопнула в ладоши Римма Юрьевна, поворачиваясь к Михе Желтову. — Продолжайте, Михаил.

В небольшой аудитории нас собралась ровно половина группы. Семь человек, без учёта преподавательницы. Уже отстрелявшиеся Петров, Бурцев и я, плюс только что вышедший на «огневой рубеж» Миха, плюс пока ещё находящиеся «в резерве» Олег Панакиви, Таня Стеценко и Шурик.

Закончивший «английскую» спецшколу Желтов придвинул к себе методичку и с некоторой ленцой в голосе принялся переводить текст:

— Не все из моих друзей тоже стали студентами. Ник, к примеру, работает лаборантом…

На этой фразе Миха внезапно запнулся, прокашлялся, а затем, тряхнув шевелюрой, продолжил, только уже чуть медленнее:

— Вoлoбуeв написал книгу бытия, посадил древо познания и родил бога-сына. Теперь он разводит пчёл. «Всё фигня, кроме пчёл», говорит старый пасечник. Простим ему эту маленькую слабость…