Владимир Тимофеев - Три кварка 2 (1982-2012). Правила отбора

— Что за кино? И в каком, кстати, кинотеатре?

— Эээ… — я принялся срочно вспоминать, какие картины числились на афише ближайшего к месту событий кинотеатра. — Кинотеатр «Баку». Что-то про революцию. Честно скажу, я где-то полфильма проспал, тоска оказалась жутчайшая. Даже пожалел потом, что пошёл.

— Что? Вообще не помнишь названия? — удивился Смирнов.

— Кажется… кажется, что-то «на перекрёстке».

— Бой на перекрёстке? — попробовал угадать собеседник.

— Точно, — ответил я с облегчением. — Там ещё Лановой был Дзержинским.

— Хм, странно, что ты на этом фильме заснул, — пробормотал Михаил. — А, впрочем, вкусы у всех разные. Да, кстати, я что-то совсем подзабыл. Этот кинотеатр на той же стороне, что и вокзал, только к центру поближе? Да?

— Не, на другой. От метро минут десять, не больше.

— Ну да, ну да. Точно. Метро «Аэропорт», улица Усиевича.

Я мысленно вздрогнул. Название улицы говорило само за себя. Как раз на ней всё и произошло. То есть, встреча с Гайдаром и то, что за этим последовало. А что за этой встречей последовало? Да ничего не последовало, я просто ушёл оттуда. И, тем не менее, Егорушка потом окочурился. Причём, без какой-либо «помощи» с моей стороны. Хотя… Да, действительно, камушек и вправду мог оказаться тем самым…

— Ладно уже. Хорош парня трепать, — неожиданно пришёл мне помощь Иван Николаевич. — Ты его, Миш, как будто допрашиваешь, как будто это он того гражданина пришиб.

— Привычка, — улыбнулся Смирнов…

В общагу я возвращался обуреваемый мыслями и чувствами.

Неужели Смирнов догадался?

Да нет, не может такого быть.

Или может?

Почти до двух ночи я ворочался в кровати, не в силах уснуть. Мне не давал покоя один вопрос: почему всё-таки помер Гайдар? Кто виноват в случившемся? Неужто и вправду мой замысел реализовался сам по себе… я дал лишь толчок, а затем события понеслись лавиной и брошенный на дорогу камушек вызвал настоящий обвал, цепь замкнулась, причина и следствие поменялись местами…

Ответа не находилось.

Утром проснулся невыспавшийся и совершенно разбитый…

На занятия идти не хотелось, но — лабы по общей физике пропускать нельзя. Хотя бы одну продинамишь, замучаешься потом доделывать и пересдавать.

Сегодня мне выпало работать с Шуриком. Два с половиной часа мы занимались тем, что разными способами пытались определить момент инерции диска. Ерунда, по большому счёту, но когда учебное оборудование изношено в хлам, настройки сбиты, а шкала измерений не соответствуют реальным значениям, лабораторный практикум превращается в сущее наказание. Штангенциркуль хлябает и болтается, деления у линейки потёрты, весы на ноль не выставляются никаким образом, грузик массой 25 граммов тяжелее тридцатиграммового, секундомер срабатывает через раз, нить подвеса рвётся, едва раскрутившись… В иные мгновения мне просто хотелось взять эту дурацкую установку с валиками и дисками и запулить в окно, прямо на головы беспечно гуляющих граждан…

С лабой мы всё-таки справились. Измерения кое-как провели, требуемый результат получили, оставалось лишь подогнать разброс под нормальное распределение, рассчитать погрешности и переписать данные в лабораторный журнал. Подгонка досталась мне, Синицын взял на себя расчёты и оформление, а когда закончил считать и, высунув язык, принялся выводить в тетради нужные числа и формулы, я начал понемногу грузить его другими не менее важными рассуждениями и выводами…

Со стороны могло показаться, что мы просто треплемся и обсуждаем итоги успешно выполненной лабораторной работы, причём я как бы диктую приятелю полученные данные, а тот их записывает и переспрашивает, если не понял.

Смешно, но на самом деле всё так и было. Только обсуждали мы не какие-то дурацкие диски и их моменты, а кварковую теорию времени, разработанную всё тем же Синицыным в далёких двухтысячных.

Я сжато пересказывал всё, что узнал из полученного недавно «письма», Шурик, продолжая что-то писать в тетрадке, внимательно слушал и время от времени задавал уточняющие вопросы…

Нет, он всё-таки гений. Будучи школьником, освоить квантовую механику, статфизику и теорию поля дано не каждому. А уж понять принципы общей теории относительности и «родить» на её основе идею, воплотившуюся в будущем в открытие мирового уровня — на это вообще способны считанные единицы. Ньютон, Максвелл, Эйнштейн, Бор, Дирак… и Шура Синицын, ещё и ведать не ведающий, что когда-нибудь встанет в один ряд с великими…

— Слушай! А ты это всё сам придумал? — в голосе Шурика чувствовалось искреннее восхищение, сдобренное некоторой толикой зависти. Мне даже неудобно стало. Ведь плагиат же чистой воды, причём, «украденный» у самого спрашивающего.

— Не всё. Основу один мой приятель придумывал.

— А он кто? Где он сейчас? Можно с ним как-нибудь пообщаться? — не успокаивался будущий доктор наук.

Я мысленно чертыхнулся. Врать не хотелось, а говорить правду — тем более.

— Нет, пообщаться с ним не получится.

— Почему?

Шура сейчас выглядел как ребёнок, у которого отняли конфетку.

Я вздохнул и покачал головой.

— Потому что его нет в нашем мире.

И ведь не соврал ни разу. Того Шурика в этом потоке времени действительно нет.

Синицын секунд пять или шесть с недоумением смотрел на меня, затем вдруг нахмурился и бросил в сердцах:

— Да ну тебя! С тобой по нормальному, а ты… Эх!

Махнув рукой, он снова склонился к тетради.

На этом наш разговор завершился…

Вечером того же дня случилось то, чего ожидали многие. Ждали, ждали и, наконец, дождались. Ведь это же форменное безобразие, почти беспредел — месяц с начала учёбы прошёл, а комсомольского собрания курса до сих пор не было…

«Мероприятие» назначили на 17:05 в 301-й аудитории Лабораторного корпуса (она же «Малая химическая»). С местом и временем организаторы не ошиблись. Подгадали тютелька в тютельку. Последняя пара, перед ней физкультура, аудитория небольшая, завтра День Конституции и, соответственно, выходной. Душно, тесно, студенты-москвичи рвутся домой, иногородние — в столовую (пока там народу немного) и на воздух, засиживаться допоздна никому неохота, и, значит, «правильные» решения поддержат без лишних дискуссий.

На повестке дня — всего два вопроса. Выборы курсового бюро и — «куда девать деньги, заработанные на стройке и на картошке?»

С первым вопросом разобрались молниеносно. Представитель бюро факультета предложил три кандидатуры и секретарём курса — Диму Южного из первой группы. Их и проголосовали по-быстрому. Некоторые, похоже, даже не поняли, за кого поднимали руки — главное, чтобы эта бодяга поскорее закончилась.

А вот второй вопрос вызвал вполне предсказуемый интерес, и времени на его решение потребовалось гораздо больше. Деньги — они и при социализме деньги, и отдавать их какому-то дяде желания мало. Пусть даже этих денег — раз, два и обчёлся, они — свои, кровные, за которые горбатились две недели в поте лица и не покладая рук.