Владимир Тимофеев - Три кварка 2 (1982-2012). Правила отбора

— С тобой всегда так хорошо. Не хочу тебя никому отдавать.

Я молча погладил девушку по волосам, потом по спине…

— Пусть завтра война, землетрясение, наводнение, всё, что угодно, пусть даже на нас упадёт какой-нибудь астероид, я всё равно никому тебя не отдам.

— Не бойся. Никакой войны завтра не будет.

— Правда? А что будет? — Лена подняла голову и заглянула мне прямо в глаза.

Я улыбнулся.

— Новое утро. За ним день, вечер, ночь. Неделя, год, век. Многое будет меняться, и только люди… Нет, не так. Люди тоже изменятся. Не сразу, конечно, а постепенно, в зависимости от того, как будет меняться мир.

— А как? Как он изменится? Каким он станет лет через двадцать-тридцать? — не успокаивалась Лена.

— Не знаю. Могу только предположить.

— Ну, так предположи!

— Хорошо. Я попробую, — я сделал вид, что задумался.

Лена ждала. Затаив дыхание. Словно и впрямь была готова поверить всему, что я расскажу.

Обманывать её не хотелось, говорить правду — тем более. Хотя… можно ведь ограничиться «технической» стороной, а выводы и обобщения — оставить на «суд истории», поскольку как оно всё повернётся, не знаем теперь ни я и никто другой, включая оставшихся в «прошлой» жизни друзей и родных. Будущее — оно ведь и вправду не предопределено. Мы сами его творим своими поступками. Хорошими ли, плохими — не важно. Главное, что мы это делаем. Каждый день, каждый час. Уверенные в своей правоте и в том, что в одну реку можно войти дважды…

— Как странно, — пробормотала Лена, когда я закончил рассказ.

— Что странно?

— Какое странное у тебя получилось будущее. Люди ходят по улицам с миниатюрными телефонами, у всех своя маленькая ЭВМ, любую информацию получают мгновенно, даже думать не надо. Практически в каждой семье автомобиль, многие путешествуют по заграницам, а в магазинах можно купить всё что угодно, были бы деньги. Телевизоры висят в комнатах вместо картин и ковров, на кухнях посудомоечные машины и чудо-печки, бабушкины рецепты никому не нужны, еду готовят чуть ли не роботы. Из всех развлечений главные — ходить по магазинам и что-нибудь покупать или играть с ЭВМ в какие-то непонятные игры… — девушка перевела дух и покачала в сомнении головой. — Неужели это всё, что придумает человечество в ближайшие годы?

Я усмехнулся.

— Нет. Не всё. Тебе, например, лет через тридцать уже не придётся смотреть в обычные теодолиты и нивелиры и рисовать исполнительные с помощью карандаша и линейки. У тебя будет специальный прибор, который сам настроится и сам снимет нужные точки. А потом его можно присоединить к другому прибору и тот за десяток секунд напечатает необходимое количество чертежей.

— Да. Это было бы здо́рово. Прямо «Дверь в лето» Хайнлайна, чертёжник Дэн, — Лена мечтательно улыбнулась, но затем снова нахмурилась. — А как же полёты на Марс, Венеру, Луну, к звёздам? Ты ничего про это не говорил.

— Да. Не говорил. Поскольку этого не случится, минимум, лет пятьдесят или больше.

— Но… почему?!

— Потому что подавляющему большинству это будет не нужно, — развёл я руками.

Лена молчала секунд пятнадцать. А потом словно продолжила мою мысль:

— Кажется, я понимаю. Когда всё достаётся легко, а вокруг так много соблазнов, какой смысл задумываться о звёздах? Легче и проще мечтать о новом наряде для вечеринки, о поездке на море, ещё об одном телевизоре или, к примеру, магнитофоне и чтобы не хуже, чем у других… Увы, но ты абсолютно прав. Всё, видимо, так и будет. Люди начнут жить в выдуманном ими же мире или даже мирах. А всякие роботы и ЭВМ им в этом помогут. Подскажут, что лучше, где лучше и как лучше, и постепенно заменят друзей, а потом и мужей, жён, детей, родителей, родственников. Человечество не успеет опомниться, как превратится в сборище одиноких несчастных ненавидящих весь свет эгоистов. Сколько оно ещё проживёт после этого, я даже боюсь предсказывать.

Девушка опять замолчала.

Молчал и я. Не потому что мне нечего было сказать, а потому что был удивлён точностью сделанного Леной прогноза. Всё-таки хорошо, что эта умница и красавица не досталась какому-то полудурку Витьку, мелкому жулику и фарцовщику. Есть в этом какая-то… высшая справедливость. Жаль только, что потом она опять выбрала не того… Но тут уже ничего не поделаешь. Любовь зла, и козлы этим беззастенчиво пользуются… Ума не приложу, как нам теперь из всего этого выбираться… да и надо ли?..

На холодной скамейке мы сидели ещё минут двадцать.

А потом я ушёл, и Лена меня не удерживала.

Просто спросила:

— Завтра придёшь?

И я ответил:

— Не знаю.

— А послезавтра?

— Послезавтра приду обязательно, — и, улыбнувшись, добавил:

— Даже если война…

Воскресенье. 10 октября 1982 г.

Чтобы закончить объект, нам хватило полтора дня. Правда, и вымотались, как собаки. Вчера я вернулся в общагу в половине двенадцатого и сразу же завалился спать. А сегодня поднялся на ноги в шесть утра и снова поехал на Войковскую. Впрочем, дело того стоило, поскольку уже в пятнадцать ноль-ноль я был свободен как птица. Верёвки, альпинвентарь и строительный инструмент мы спрятали в выделенной в подвале каморке и, договорившись о том, когда займёмся перебазированием на новый объект, разбрелись кто куда. Мишаня пошёл в кино, Лёха с Олегом поехали на какую-то «тайную» встречу, а я двинулся назад в Долгопрудный.

В общежитии первым делом отправился в душ — смыть с себя пыль и грязь хотелось на уровне почти что инстинкта. А когда, распаренный и до безобразия чистый, с обмотанными полотенцем чреслами, вернулся в комнату, то обнаружил там не только соседа, но и двух никак не ожидаемых здесь персонажей.

— А вот и он! Я же говорил, пять минут, — указал на меня Олег Панакиви.

— Здорово, бродяга!

Крепкий под два метра ростом парень поднялся со стула и сперва по-медвежьи облапил меня, а затем словно клещами сдавил мою длань своей здоровенной ручищей.

— Ой! Андрюшка!

Сидящая возле окна девушка приветливо махнула рукой, но, узрев мой оголённый торс, вдруг покраснела и, опустив глаза, принялась сосредоточенно рыться в сумочке, как будто забыла там что-то важное и что надо обязательно отыскать прямо сейчас.

Гена Кулешин и Ира Чарникова. Мои одноклассники.

Сколько же я их не видел? Лет, наверное, двадцать.

И ведь не изменились почти. Какими запомнил когда-то, такие и есть…

— Сейчас. Секундочку. Только переоденусь.

Я, наконец, вырвался из Генкиного «захвата» и, прихватив шмотки, стыдливо нырнул за шкаф.

— А мы думали, уже не дождёмся тебя. Уже уезжать хотели, — посмеивался Кулешин, дожидаясь, когда я закончу с одеждой. — Силён ты, однако, в ванной плескаться.

— Не в ванной, а в душе, — бурчал я, пытаясь попасть ногами в штанины.