Александр Забусов - Калика перехожий [litres]

– Ага.

Через короткое время отозвался пресловутый Марко.

– Он! Точно он! Панкратий, може погодим резать? Бронь на ём дорогая. На кольчугу байдана надевана! Зброя хороша! По виду, так боярских кровей. Може, родич найдется да выкупит его. Ежели поторговаться, за такого парубка папаня гривен пять золотом отдать должон!

– Тьфу на вас обоих! – в сердцах сплюнул старший, кто б знал, как не хотелось старому лезть в ров, да и кости ломило, видно к перемене погоды. – Сейчас веревку закреплю и спущусь!

Панкратий спустился на лед рва. Пройдя два десятка шагов, наклонился над распростертым телом, при свете факела разглядел черты лица.

«Он! Тот парень, что бился на забороле. Хорошо, надо сказать, бился!»

Распорядился:

– А ну, снимай с него бронь!

После того, как с тела сняли железные рубашки, высунул руку из варьги, полез под подклад, сорвал с шеи тесемку с оберегом, поднес ближе к глазам, рассматривая чудный рельеф картинки.

– Точно ран нет? – спросил, не оглядываясь на коллектив.

– Ну, точно, говорю! – обиженно откликнулся молодой.

Хмыкнул. Ладонью похлопал по щекам найденыша. Раненый пришел в себя. Открыв глаза, при отсвете языков пламени факела встретился со взглядом Панкратия, внятно, хоть и с трудом произнес:

– Добрая была охота! Жаль, что Акелла промахнулся…

Впал в беспамятство.

– Не понял… – попытался спросить молодой.

– Тащите его к веревке. Поднимать будем. Остальных уже завтрева оприходуем. Ночь!

Два дня делили победители захваченное добро, а потом по непролазному снегу двинулись навстречу рати полоцкого князя, опоздавшей к минскому сражению.

Сознание подсказывало ему, что этот город знаком. Может быть, само название его заставило всколыхнуть остатки прежней памяти? Но вроде бы тогда город представлял собой большой населенный пункт, разбросавший по холмам между неширокими реками районы совсем не похожих на теперешнее зодчество домов. Тогда округа была усыпана бетонными коробками многоэтажек. Пришло на ум, что даже старый город под таким названием пестрел непонятными ему сейчас постройками, а по окраинам мельтешили улочки, построенные из плинфы избы, которые прикрывались стенами добротных заборов, выкрашенных в разные цвета. То, что называлось сейчас Курском, даже отдаленно не походило на остатки воспоминаний. Огромных размеров деревня. Из достопримечательностей – деревянная крепость с посадами под ее стенами и рынки. Все! Вот и весь Курск. В какую задницу он угодил?

Все чаще и чаще его посещали непонятные, ярко расцвеченные сны, где люди, одетые в одежды странных покроев, вели свою, какую-то непонятную ему жизнь. Вот, даже сегодня, проснувшись, он вспомнил сон. Человек с полностью бритым лицом, в странной шапке с черным козырьком на голове, в начищенных до блеска черных сапогах, голенищами доходивших до колен, однотонная одежа которого была перепоясана ремнями, после череды не особо запомнившихся во сне событий, изрек, скорее всего глядя ему в глаза: «Ищенко, ты своей смертью не помрешь!»

Кто это был? Почему он приснился и почему он назвал его непонятным прозвищем? Сколько вопросов, а ответа нет ни на один. То, что он не должен умереть своей смертью, тут все просто. Он в полоне. Попал сюда с другими воинами. Скорее всего, как и они, после поражения в Полоцком княжестве. Редкий воин мог позволить себе умереть своей смертью. В остальном полный провал памяти.

Рынок гудел, напоминая пасеку в цветущем саду. Торговцы, как пчелы пыльцу, выхватывали из общей массы праздно шатающихся людей, интересующихся тем или иным товаром. А посмотреть было на что! Большая площадь. Ряды, ряды, ряды! По ним речным потоком снует народ. Зазывалы расхваливают привезенный товар. С телег торгуют овощами прошлогоднего урожая. Снуют лоточники. Под навесами идет торговля тканями, шелками, поволоками. Выставили на продажу свой товар горшечники, кожевенники, кузнецы. У самых лабазов небольшие рубленые домишки, в них продают свои изделия ювелиры. Возле них с лотков можно купить готовую одежду на любой кошель.

На огромном пространстве утоптанного до состояния цемента песка кучками сгрудились люди. Руки у мужчин связаны за спиной. Хмуро, потухшим взглядом смотрят перед собой, не видя никого, женщины. Дети тихо роняют слезы. У всех застарелая грязь на одежде и лицах, давно не мылись. Отдельно собраны молодые девушки, и хоть их лица и выглядят чистыми, одежда сплошное рванье. Совсем недавно большинство этих людей были свободными, имели имущество, семьи, жили на землях своих предков. Теперь это челядь, взятая в походах, это рабы, которых работорговцы выставили на продажу. Среди них выделяется своей статью, силой и молодостью и он. Стоит, высоко подняв голову, не смотрит в лица подходящих покупателей, русских, арабов и греков – так он их классифицировал. Он уже проходил через такой фильтр. Что дальше приготовила ему судьба, он знать не хочет, он просто видит очередной сон. Он сроднился с неправильностью происходящего. Мозг подсказывает, что все это понарошку. Как понять, где правда, а где вымысел? Где сон, а где явь? Он спрятался в себя, закрылся и собирает информацию. Ошибиться нельзя, он неосознанно чувствует это. Он чужой для этого мира.

Дальше за площадкой с рабами слышны звуки, подаваемые домашним скотом. Там торгуют лошадьми, коровами и овцами. Бойкая торговля доносит споры по цене. Каждый хочет подешевле купить или подороже продать. На рынке с рабами торговцы более спокойны, а покупатели потише, но тоже торгуются.

– Почем просишь вон за того долговязого? – слышит он и понимает, что речь идет именно о нем.

– Только для тебя, уважаемый, сделаю скидку! Ты подойди поближе. Посмотри, какой товар! Раб молод, но силен и к тому же красив. Если переправить такого, скажем в Багдад, его цена возрастет стократно.

– Я спросил всего лишь цену.

– О-о! Только для тебя немного скину. Скажем… – лишь на один миг хозяин призадумался и тут же ответил: – Шесть гривен кун тебя устроит? Видит бог, дешевле уступить не могу.

– Гнат, а иди сюды!

Покупатель окликнул от соседней кучки такого же интересующегося и, когда тот подошел, обратился уже к нему:

– Смотри, Гнат, вот этого купец предлагает за шесть гривен купить.

Худой, ущербный на левый глаз русский купчик мазнул по его лицу здоровым оком. Скривив рот и закатив око, стал вести свою партию представления.

– И он прав, Свирыня. Парень действительно стоит шесть гривен! – повернулся лицом к продавцу. – Твой товар?