Алексей «Рекс» - Революционер на паровом ходу

— А также с позволения всей студенческой братии…

Теперь уже шум снизу из зала заглушил всё прежние голоса, доносившиеся сверху. Декан схватился за колокольчик и затряс его, призывая к тишине. Наконец стало возможным разобрать слова говорящего.

— Рассказ о многократном разбавлении и сотрясении микстуры был очень познавателен. Но знаете, коллеги, что забавно? А то, что как следует из недавно опубликованных дневников путешественника Лавуэзана, в Заоблачной империи, благополучно существующей тысячу лет в высокогорье, куда огры на своих ящерах проникнуть так и не смогли, так вот представьте себе, тамошние лекари тоже делают микстуры. А знаете как? И разбавляют, и трясут. Так что ничего нового в этом методе нет. Господину профессору можно было его не изобретать, достаточно было лишь почитать книжки которые продаются на каждом углу…

Шум и гам заглушил слова. Ханнеманн что-то возмущённо говорил коллегам, иные из коих успокаивали его, а другие прятали усмешку в широкие рукава своих мантий. Декан выждал время и вновь воспользовался колокольчиком.

— А что же говорят лекари горцев о дозировке лекарства? А они говорят так. Не нужно много, не нужно мало, а нужно в самый раз. Доза не должна быть ничтожной, как уверяет нас уважаемый профессор, а должна она быть оп-ти-маль-ной! Или может профессор скажет, что это противоречит элементарной логике?

Смех, шум, крики возмущения. Больше всего смеха доносилось из-за дверей. С галёрки неслась откровенная брань. Ханнеманн побагровел, коллеги сплотились вокруг него. И только декан сохранял олимпийское спокойствие, выжидая положенное время. После чего вновь прибег к колокольчику.

— Ну и, наконец, как же наш досточтимый профессор определяет это своё «подобное лечу подобным»? Я внимательно прочёл его наставления. И знаете, что он предлагает? Испытывать врачу на самом себе. Он говорит, что так врач проявляет свою ответственность. Но имперские лекари утверждают, что болезнь это нарушение баланса. Лекарство должно восстанавливать баланс. А если оно вызывает болезненные симптомы у здорового человека, то стало быть, оно баланс нарушает. Возможно, по случайности, оно будет действовать на больного, изменяя его баланс в нужную сторону. А может, сделает ещё хуже. Господин профессор, со своей идеей проверки лекарства на здоровом, этого не учёл. А также он не знал…

Шум, крики, где-то завязалась потасовка. Ханнеманн осел, будто ему стало дурно. Никто из его коллег уже не посмеивался. Декан напряжённо улыбался, оставляя колокольчик без дела. К чему звонить, когда никто не желает порядка.

Спустя полчаса, счастливый победитель постучался в дверь, украшенную табличкой «Декан Бопердюи».

— Уи-уи, мон шер ами, антре ву, — послышалось из-за двери.

— Господин декан? — произнёс входящий несмело.

— Рад вас видеть, — улыбнулся декан, восседая в похожем на трон кресле за массивным столом. — Я счастлив, что вы не отказали мне в любезности, и приняли моё приглашение срочно посетить меня, господин счастливый победитель. Вы ведь Карл Фреиден, не так ли?

— Фрайден, — поправил его вошедший. — Карл Фрайден, к вашим услугам, господин декан.

— Ах, простите мой акцент, — улыбнулся декан. — Вы блестяще одержали победу, не так ли?

— Да, — согласился Карл, почему-то робея под этой улыбкой.

— Ну что ж, раз вы и сами этого не отрицаете, то мне остаётся только сообщить, что посещать занятия вам нет необходимости.

— Да, я знаю, господин декан. Демократичные порядки университета мне очень по душе. Когда хочешь, приходишь на лекцию, считаешь, что готов сдать экзамен, так сдаёшь его. Знаете, это очень удобно для бедного студента, особенно когда приходится подрабатывать на хлеб насущный.

— Ну, я вижу, — прервал его декан с той же неизменной улыбкой. — Что вы не столько подрабатывали на хлеб, сколько тратили заработанное на книжечки путешественников. Боюсь, эти книжечки стали причиной того, что ваш профессор медицины, почтеннейший Ханнеманн, более не желает видеть вас на своих лекциях. Никогда.

Карл опешил.

— Ну ладно, — сказал он. — Я подготовлюсь к экзамену сам и сдам его, когда буду готов.

— О, не утруждайте себя, молодой человек, — улыбка стала ещё более угрожающей. — Экзамен у вас никто не примет.

— Как это? Позвольте, я знаю правила! У меня есть право…

— Тс! Молодой человек, ах молодой человек, ведь как раз в правилах всё и сказано. Ну-ка, скажите, когда вы явились на самую первую лекцию на медицинском факультете, что вам рассказали там? Что?

Карл открыл было рот. Затем закрыл. Плечи его, только что гордо расправленные, поникли.

— Врачебная этика, будь она неладна, — пробормотал он.

— Врачу не дозволено ставить под сомнение диагноз или лечение, назначенное другим врачом. Пусть даже точно известно, что другой ошибается, нельзя говорить об этом прямо. Можно сказать, что выяснились новые обстоятельства. Можно сослаться на якобы имевшие место затруднения. Можно выдумать тысячу причин скрыть провал коллеги. Одного нельзя. Нельзя говорить, что коллега бездарь, каких поискать надо.

Последние слова декан не произнёс, а будто выплюнул, как нечто отвратительное. Карл воспрянул.

— Но коли вы сами говорите, что он бездарь…

— Я? Упаси меня пришельцы, разумеется, я такого не говорил. И вам не советовал бы.

— Молчать, пока он вгоняет в гроб своих пациентов?

— Ну вот уж этого греха за стариной Ханнеманном не замечено, — решительно возразил декан. — Он может и тупица, но что касается его врачебной практики, то из его пациентов от лечения выживают побольше, чем у иных других.

— Как же так, — опешил Карл от такого неожиданного известия. — Такого не может быть. Его метода антинаучна. Вы… Вы говорите мне не правду?

— Ах, молодой человек! — укоризненно произнёс Бопердюи. — Ну к чему мне обманывать вас в этом? Или вы думаете, что все те люди на галёрке боготворят Ханнеманна просто так? Без всяких на то оснований? Нет, ему удаётся невозможное. Ему действительно удаётся исцелять, да. А вы удивлены? Не понимаете как? По правде сказать, мы с коллегами тоже не понимаем. Знаете, мы даже шутки ради подменяли Ханнеманну его микстуры на чистую воду. И, представьте себе, ничего не изменилось. Его пациенты выживают чаще, чем у тех, кто практикует традиционное кровопускание.

— Кровопускание это архаизм, — заявил студент решительно. — Причём архаизм скорее вредный. Я убеждён в этом. В Заоблачной империи его не практикуют вовсе, а их врачебная традиция…

— Избавьте меня от вашей Заоблачной. Империя там, а мы здесь. И здесь есть чудотворец Ханнеманн. Которому достаточно дать пациенту чистую воду, чтобы тот пошёл на поправку. Не знаю, как ему это удаётся. Может он потомственный шаман и владеет даром внушения. Тогда мог бы лечить и без своих микстур. Да не важно, — он махнул рукой. — Важен результат. А он таков, что вы публично оскорбили врача, которому тут многие обязаны здоровьем. Ну, или, по крайней мере, считают себя обязанными. Ах, молодой человек, кабы вы прежде спросили меня… Но нет. Ах, молодость с её ошибками. А за ошибками приходит расплата.