Герман Горшенев - Товарищ Резак (СИ)

Надо мной стояла девушка. Я её узнал. Это та, которая рассказывала о корове. В этот раз она была абсолютно голая, блевотину с тела и обгаженные ноги она почистить не удосужилась:

— Товарищ командир, а давайте размножаться? Я вас хочу, только вот не пойму съесть я вас хочу или просто хочу. А ещё у меня ушки болят, совсем как у вас. Вот посмотрите, — и она оторвала себе ухо и протянула ко мне. — Только оно холодное.

От прикосновения её оторванного уха к моему, меня пробило холодом, а потом боль стала немного затихать. Лицо у неё немного удлинилась, становятся всё более похожим на морду Добермана и уже доберманьим голосом она продолжила:

— Командир! Твою мать! Твою мать, Командир! Ты что творишь? Ты что мазута, вообще долбанулся?

Силуэт девушки растворился. Доберман из флакона пшикал себе на лапу какое средство, которое становилось пеной и уже её мазал обгоревшие части моей кожи. Там, где пена касалась ожогов, боль стихала. Затем он достал небольшой шприц и сделал мне несколько уколов. Одежду, которую я не стал снимать сгорела полностью. Волос на голове, ресниц и бровей тоже не было. Это чувство я знаю, проходил не один раз. Я улыбнулся, потому что ухо, которая успело отрасти к этому времени, очевидно тоже сгорело. Что хотел сделать — сделал. В очередной раз смог, несмотря ни на что. Видя мою улыбку, Доберман забеспокоился:

— Командир, ты в порядке?

— Ага, получилось.

— Твою мать! А могло не получится!

— Так ведь получилось. Он здесь был.

— Это кто он?

— Тот сумасшедший, что рисунок с горой рисовал, и про дракона на обратной стороне писал. Просто он не аутентичный, и не смог прибор из черноты вытащить.

— Чего? — Доберман навострил уши и сделал удивлённую морду.

Я отмахнулся. Пес, рассматривающий агрегат, который я вытащил из черноты понимающе покачал головой, но в нашу дискуссию вступать не стал, а Доберман продолжил отрывать спёкшуюся сплошным куском одежду и мазать меня пеной. От этого средства боль мгновенно утихала. Жаль у меня не было этой пены, когда я в очередной раз горел в танке. Ещё раз пришла мысль о рае для танкистов. В моём танке есть кондиционер, микроволновка, совершенно не надо останавливаться для того чтобы прицельно выстрелить, экраны видят ночью как днём и мне дали самого лучшего в мире мехвода, о котором даже мечтать было нельзя. Алёша был настоящим ангелом среди мехводов, а теперь вот эта пена, которая забирала боль с обожженных ушей и кожи. Я лежал и смотрел в потолок глупо улыбаясь. Всё равно объяснить свое счастье никому не смогу. Темнота.

Пришёл в себя я уже покачиваясь на санках, которые тащил Блохастый, а Доберман крутил стволом по сторонам. Они негромко переговаривались.

— Чего это он про аутентичность нёс?

— Наш Командир всё правильно просчитал. У него ещё приличное временное смещение и чернота его сразу не убьёт. Всё что мог современное снял, даже ботинки. Пока мы с тобой пастью щёлкали, он за прибором сбегал.

— А про сумасшедшего чего?

— Тот человек, который рисунки рисовал и про дракона писал, здесь был, только предметов со временным смещением у него не было, и прибор вытащить не смог. Это прибор из местных детей иммунных может делать, в теории конечно. Он сюда дошёл, скорее всего своего ребёнка спасал, а помочь не мог. Вот поэтому и съехал с катушек.

— А как пользоваться прибором?

— Не знаю, вначале его ещё довести надо. О! Командир! Проснулся! У тебя ухо сгорело.

— Потому что оно не аутентичное, а тут отросло, — ответил я, слегка улыбнулся. Улыбаться во всю рожу сейчас слишком больно.

— Ага, уже в стиксе выросло. Волос у тебя вообще ни каких сейчас нет, ты как красный баклажан, а твоя танковая форма практически не сгорела. Главное, чтобы тебе ушей в следующий раз хватило, — поддержал Доберман.

— Зато бриться не надо, — прокомментировал Блохастый.

Я за всю жизнь, включая детство, не стоял с раскрытым ртом столько, сколько раз это делал за эту неполную неделю. Там, где была дорога из жёлтого кирпича сейчас был скальный утёс. Могучие обледенелые пики уходили на пару километров вверх. Подошёл к собакам, активно обсуждающим как вернуться и рассматривающим карту на экране небольшого прямоугольника. Почесал лоб пучком бинтов, щедро намотанных на мои кисти рук. Холод и тепло от дуг были столь сильными, что руки прогорели почти до костей. Карта состояла из красной части, где смертельно опасно и белой, которая появилась после всплеска. Наш калейдоскоп не имел к этим местам ни малейшего отношения, кроме нескольких рисунков сумасшедшего человека. Я предложил собакам.

— Давайте пойдём вот-так, через пекло. Бросим зайку на каком-нибудь, как вы говорите, стабе. Блохастый будет определять заражённых, и потихонечку, ползком, как-нибудь выберемся. Главное, чтобы этих ваших перегрузок не было. Люди, я так понял, тут не ходят, а заражённые за танком присмотрят. Потом Кот соберёт армию и вернёмся за Заечкой.

— А с этим что делать? Его же от машины отпускать нельзя? — осведомился наш десантник.

— Можем какую-нибудь легковушку задрать. Вырежем накидку из сидений, руль на шею и обувь сделаем из покрышек, будет в костюме колеса ходить, — пошутил я.

Доберман оценивающе посмотрел на Алёшу. Наклонил голову в разные стороны, прикидывая нарядец. Довольно оскалился.

Мы погрузились и поехали, другого пути всё равно не было, просто решили подъехать как можно ближе и действовать по обстоятельствам. Зайка отмахивала уже третью сотню километров. Всплеск вспугнул заражённых, и мы двиались по сердцу пекла в абсолютном одиночестве. Блохастый только лапы разводил, не чувствуя вообще ни каких живых существ. Доберман позволил себе поспать пару неплановых часов, а я болтал с научным руководителем о всём на свете.

Расплёвывая слюни, пёс рассказывал очередную историю из его невероятно интересной жизни:

— В одну из командировок мы ехали в Иран. Нас туда Ил МЧС с оборудованием доставил. У нас негласное правило, если тебе сразу не говорят в какой населенный пункт прибыл, то и спрашивать об этом не надо. Разместили, выдали довольно увесистую пачку мелких иранских денег и местное население насчёт нас строжайшим образом, наверное, предупредили. На востоке принято, если ты белый человек, тебя обязательно, внимание, обязательно попытаются обмануть. А в этом городке к нам относились как к дорогим гостям и даже не было попыток завысить цену хотя бы в пару раз. Мы тогда и плова, и лепешек поели, а цены для нас в пять раз дешевле обычного были. Утром мы на рынок ходили, а потом на объект. С нами все здоровались. Во, как всё было поставлено! Я же со своим любопытством не могу усидеть, начал допытываться, чего это местные такие правильные, и не предупреждали ли их о нас. Офицеры иранского спецназа, великолепно говорили по-русски, а вот рядовой состав не очень. Сопровождавший нас везде охранник, меня понял и на чистом, как мог русском, отвечает: «Секир башка, тыг-дым, писька резать», и показывает, что провинившегося за шею вешают, а ещё и со спиной что-то делают, или что-то в зад втыкают. Я тогда не поленился, и в блокнот записал и схематично ещё рисунок нарисовал.