Марчин Вольский - Реконкиста

– Не было, только это вовсе не означает, что не бывает альтернативных историй. – Мне не хотелось посвящать его в сложные отношения между реальным ходом событий и моим воображением. Вместо этого, я задал прямой вопрос: – Поможешь мне отсюда сбежать?

Он не отвечал, а только после достаточно длительной паузы задал чрезвычайно логический вопрос:

– А вот если бы в вашем времени появились эти… Чужие, вы смогли бы их победить?

– Не знаю, Ансельмо. Но наверняка бы пытались.

– Тогда почему сейчас не хочешь попробовать, учитель?

– Потому что… имеется чудовищная диспропорция сил.

– Выровняй их, синьор. Скажи этим людям, что они должны делать.

– Слишком я глуп для этого. Понятное дело, подозреваю, где звонят, вот только не знаю, в какой церкви. Я знаю, какие изобретения необходимы, вот только не смогу проложить дорог, к ним ведущих.

– Будет достаточно, что подкинешь идею, учитель, а эти догадливые люди сделают остальное.

– Я недоучка…

– Недоучка из просвещенных времен значит больше, чем мудрец темных веков. Пойдем сообщить людям, что вы поведете их…

– Нет, погоди…

Только тот меня уже не слушал, к моему изумлению вышел из дома к людям. В собравшейся толпе никто своего места не покинул. Ансельмо откашлялся. И начал свою речь крайне умело, словно пару лет служил пресс-атташе в "Сан Стефано Гурбиани Корпорейшн".

– Друзья, – трубным голосом огласил он. – Существует древняя китайская поговорка, которую любит повторять мой господин: "Чтобы преодолеть тысячу миль, внчале необходимо продвинуться на один шаг". – И где это он подслушал, негодяй? – Решая вступить вместе с вами на этот путь, синьор Деросси уверен, что нам все должно получиться, поскольку Его Высокопреосвященство пригласил сюда лучших из лучших, а он, вместе со мной, Ансельмо из Розеттины, его верным учеником и consigliore , укажет направление, по которому следует направиться. Он станет указателем для предприятия, у которого не было прецедента в предыдущей истории науки. Но, как говорили древние: Per aspera ad astra .

Отсветом стал радостный гомон и улыбка Ришелье, который выглянул из ближайшей часовни, где спокойно ожидал того, когда я поддамся.

И так вот, хочешь не хочешь, мне пришлось воплотиться в роль нового Имхотепа и Прометея, Дедала и Гиерона Александрийского одновременно. Ансельмо со своим здравым рассудком и народным отсутствием торможений заставил меня броситься вниз головой, даже не проверив перед тем, а налили ли в бассейн воду.

Мой ученик признавал пару принципов, в отношении которых желал меня убедить.

Принцип первый: Пробовать необходимо всегда. Самое большее – не удастся.

Принцип второй: Не надо заставлять лысых расщеплять волосок на четыре части, ergo , не следует усложнять простых вещей.

Принцип третий: Любые успехи идут на наш счет, поражения обременяют тех, кто плохо нас понял.

Я завидовал его столь простым рецептам. Более того, я сам решил им следовать.

Ришелье, который вместе с Мазарини готовился покинуть Клюни, мог теперь ехать с более спокойным сердцем. Во время прощания он обещал всяческую необходимую помощь и просил незамедлительно сообщать ему о прогрессе в наших трудах – связником должен был стать тот самый носатый Савиньен, все отчеты должны были передаваться только в изустной форме. Кардинал, уделяя особый вес тайне, не желал, чтобы кто-либо преждевременно узнал про истинный характер центра в Мон-Ромейн и требовал, чтобы эксперимент "Тезе" содержался пока что в строжайшей тайне – карантин в отношении предполагаемой чумой он решил сделать еще более строгим, а поставку необходимого нам сырья должны были осуществляться через секретный порт на Соне. Вытекающий из нее рукав, прекрасно замаскированный скалами и зарослями, доходил до самых гротов, соединявшихся с вершиной нашей возвышенности. Ришелье обещал не скупиться средствами на нашу программу – он был готов пожертвовать на наше предприятие все свое гигантское состояние, а хожили слухи, что он богаче короля Франции и римского папы вместе взятых. Что же касается будущего, его видение было достаточно четким.

– Когда придет время, я сам извещу монархов соседних стран, – сказал мне Великий Кардинал, когда на восходе солнца я прощался с ним у главных ворот Клюни. – Преждевременное раскрытие тайны могло бы привести только лишь ко всеобщему замешательству. И нельзя исключить того, что у серебристых Вырывающих Сердца уже имеются свои шпионы в Европе. – И прибавил: – Да будет твой дух крепок, иль Кане, Господь с нами.

– Ибо, если Он против нас, тогда мы пропали, – тихо прокомментировал Мазарини.

Кардинал уселся на коня, по его лицу промелькнула гримаса физической боли, явно от какой-то внутренней хвори, но, уже сидя в седле, он повернулся, столь редкая улыбка осветила его лисье лицо, он же, одной рукой держа поводья, другой начертил знак креста, охватывающий меня в центре, а аббатство и зеленые возвышенности Мон-Ромейн словно плечи Божьего Древа. Pax vobiscum .

И недавно у меня промелькнула очевидная, хотя и необыкновенная мысль, что этот мастер realpolitic , ужаснейший прагматик и homo politic us в каждой своей частице, и правда верит в Бога.

С чего мне следовало начать? Может, с познания того, что знали мои сотрудники, ergo , с краткого курса всеобщего незнания – ведь химия в те времена толком еще не отделилась от алхимической магии; если же говорить про физику, то еще не родился Ньютон, а Блез Паскаль был еще совсем молод. Или же, возможно, следовало пытаться рассказывать им историю с конца – представлять мир эпохи атома и предлагать, чтобы они сами искали, а как до него добраться? Я не был гением, это правда, но о человеческих возможностях знал гораздо больше, чем весь этот трест молодых умов. И крайне сложно было не согласиться с аргументацией Ансельмо:

– Ваша милость уж слишком скромна. Сегодня, через сотню лет после великого Леонардо, любой ученик иезуитского колледжа знает гораздо больше него.

– Но разве не было бы честным поступком выдать им правду обо мне и о моих умениях?

– А по-моему, спешка важна при ловле блох, – фыркнул consigliore . – Я дам вашей милости совет от всего сердца. Прошу не говорить им слишком много, не выдавать, что вы некто иной, чем они считают. Ведите их, шаг за шагом, но, прежде всего, не отбивайте их интереса громадностью поставленных задач.

И вновь я должен был признать правоту практичного толстяка.

Но как должен был я очертить для них перспективу действий? Мне было совершенно ясно, что я не могу выйти к ним и вот так, запросто, написать на доске формулу Н 2О или Е = mc 2. Если признание правды, кто я такой, вело бы к заблуждению и было весьма опасным ходом – интересно, как отреагировало бы все это замечательное сборище на утверждение, что оно представляет собой всего лишь элемент литературной выдумки.