Марчин Вольский - Реконкиста

– Ты, иль Кане, направишь всех этих людей, – сказал Ришелье, когда мы остались одни в помещении, предназначенном для сугубо моего пользования.

– Я? – От волнения у меня пересохло в горле. – Почему я, Ваше Преосвященство?

– Ибо все это люди архиспособные , ergo , с изменчивым настроем, которыми сложно управлять, ты же в отношении всех них обладаешь бесценным сокровищем: неоспоримым авторитетом, славой человека, который самолично победил смерть и живым вернулся из иного мира.

– Так ведь я же не располагаю ни живой водой, ни философским камнем, – пояснял я. – Мое спасение – это всего лишь результат счастливой случайности.

– От Джулио мне известно, как ты выбрался из Колодца Проклятых, но эти люди пускай поверят в твое могущество. Вера творит чудеса, а нас может спасти только чудо.

Я искал слов, способных его убедить, что от меня требуются совершенно нереальные вещи.

Это было нелегко, но не мог же я признать правду, не мог сказать, что раз человечеству понадобилось более трех сотен лет, чтобы достичь уровня высших технологий, возможно, лишь приближающегося к уровню знаний Чужих, то у горстки пускай даже самых способных молодых людей из эпохи барокко нет ни малейшего шанса преодолеть этот путь за десять или даже вадцать лет. К тому же, под руководством полнейшего дилетанта.

– Ваше преосвященство, – сказал я. – Не могу я взяться за эту задачу, но не прошу относиться к этому как к уловке. Я приму любое задание, но не такое, которое многократно меня перерастает.

Ришелье казался раздраженным. Его худощавое лицо еще больше вытянулось, глаза метали молнии.

– Дорогой иль Кане! Здесь я решаю, что и кого перерастает. Тебе, наверняка, рассказывали о чародее, которому я был готов подарить жизнь, только при условии, что разработает для меня рецептуру трансмутации. Он этого не сделал, но, при случае, прежде чем его сожгли, совершил парочку полезных изобретений. Я не принимаю твоих оговорок! Я разбираюсь в людях, сударь мой, и знаю, что они способны свершить невероятные вещи, если поверят, что обязаны из свершить, и что те возможны. До нашего времени никто и не мечтал о полетах, разве что птичьих, ибо это казалось нереальным. А Серебристые, все же, летают, хотя, как ты и сам твердишь, они никак не ангелы. Ergo , все твои сотрудники думают сейчас не о том: а возможно ли такое, но: а как этого добиться. Попробуй раздуть энтузиазм в этих юношах, поведи их. Пускай я ьуду имирать с сознанием, что сделал все, что только было можно.

– Прошу прощения, Ваше Высокопреосвященство, но я… я… – Мне хотелось сказать: "Я не смогу", но слова завязли у меня в горле.

– Оставляю тебя самого на часок, – произнес Ришелье тоном, в котором звучала угроза. Если бы он сказал: "В противном случае, я отошлю тебя назад, в Розеттину", я бы нисколько не удивился. – Верю, что это задание ты примешь!

Произнеся это, он вышел, оставив меня разодранным между опасениями перед гневом кардинала и ответственностью.

Боже, боже, ну почему ты меня оставил – подумал я с отчаянием, проклиная про себя свое врожденное нежелание к точным наукам. Говоря по правде, в школе я вообще ни к каким наукам усердия не проявлял, но математику, физику и химию терпеть не мог в особенности. Так что мои запасы знаний в этих областях не слишком отличались от содержимого башки обычного старшего школьника, к тому же очень часто от занятий отлынивавшего. Если бы еще я был практичным человеком, мастером на все руки… К сожалению, за всю свою жизнь я и гвоздя не забил, ну а капот автомобиля открывал лишь для того, чтобы подлить жидкости для ополаскивания стекол.

О, Всевышний, да я бы поменял всю здешнюю библиотеку на мой школьный учебник физики или химии, на техническую энциклопедию или краткую историю изобретений.

Оставалось бежать. Я выглянул через окно и увидел толпу юных ученых, которые не покинули площадь ни на секунду. Они увидели меня, зашумели, и уже сотня глаз всматривалась в меня, словно в мага, чудотворца и черт его знает кого еще.

Я отступил к противолежащей стене и выглянул на тылы здания: там сидели вооруженные слуги. Я попытался контролировать охватившую меня панику. Как же желал я проснуться. Или вообще исчезнуть. И свалился на кровать, пряча лицо в ладонях.

– Что случилось, учитель? – услышал я над собой доброжелательный голос.

– Ансельмо, ты здесь, откуда?…

– Я убедил синьора Мазарини, что необходим вам в качестве секретаря и надежного помощника. Consigliore . Перед нами, вроде как, куча работы.

– Не возьмусь я за это, Ансельмо, – перебил я его. – Не могу. Нет во мне квалификаций для осуществления научно-технической революции. Если бы ты знал, какими заданиями хотят меня обременить…

Ученик искоса поглядел на меня.

– Догадываюсь. Я просмотрел документы, – признал Ансельмо с обезоруживающей откровенностью. – Гадкие силы угрожают христианству. Но кто может с этим справиться, как не вы, кто как не маэстро Альфредо Деросси иль Кане?

– Хватит, Ансельмо! – выкрикнул я, уже не владея собой. – Знай же, что я вовсе не мастер Альфредо Деросси, я не вовсе не тот, за кого меня принимаешь!

– Мне и это ведомо, – ответил тот без каких-либо эмоций, а глазки, поблескивающие над складками жира, уменьшились до размера горошинок.

– Ты знаешь? С какого времени?

– Да уже достаточно. Слишком давно служил я синьору, иль Кане, чтобы не увидеть различий. Знал я, впрочем, и то, что, рано или поздно, вы в этом признаетесь.

– Ну вот, признался. И что? Ты презираешь меня? Донесешь на меня?

– Господи, да никогда! Я все так же буду вашим верным слугой.

– Независимо от того, кто я такой?

– Вы спасли мне жизнь, рискуя собственной. Мне этого достаточно. Хотя, с охото узнал бы, с кем, собственно, имею честь?

– Я… Я… – какое-то время я подыскивал подходящее определение. – Собственный прапраправнук.

По румяному лицу пробежала нервная судорога, а глаза как будто сделались большими.

– То есть как, синьор жил в иные времена… Когда же?

Я жалел о собственной откровенности, но раз уж сказал "а"…

– В конце ХХ и в начале XXI столетия. Только все это ужасно сложно…

– Ну конечно же, конечно, – правда, он не казался сильно уж потрясенным. – А синьор и тогда был художником?

– В каком-то смысле, – на мгновение мне припомнилась моя уничтоженная медийная империя.

– Тогда это означает, что синьор знает будущее. То есть, вы знаете, как все это кончится?

– Не совсем, Ансельмо. Понятное дело, мне известно, что после Людовика XIII придет Людовик XIV, после Ришелье – Мазарини, а после Мазарини – Кольбер. Все дело в том, что происходящего здесь нет ни в в одном учебнике истории.

– То есть, не было серебристых дисков и Вырывающих Сердца? – Шельма явно просмотрел все рисунки и прочитал протоколы допросов.