Александр Иванов - Кайа. История про одолженную жизнь [СИ]

После того, как видео кончилось, Главный врач сидел и ждал, что скажет его гостья.

— Неожиданно. Очень неожиданно, — только и сказала гостья.

После этого комната снова погрузилась в тишину. В этот момент секретарь директора заменила чайничек чая на новый, горячий.

— Вы испугались ее блефа? Разве она не скажет вам что угодно, лишь бы вырваться на свободу? И неужели, в вашем заведении пациенты никогда не бунтуют? — спросила та, отпив чая.

— Она не пыталась шантажировать меня, ради того, чтобы я ее выпустил отсюда. Ваша внучка, чтобы там с ней не произошло, весьма умна. Она, очень похоже, прекрасно понимает, что я, по собственному желанию, не могу прекратить ее прибывания здесь. Она желала встречи с родными, чтобы убедить Вас забрать ее домой. Я не считаю, что он блефует.

— Марья Александровна, Клиника, в моем лице не отказывается от взятых на себя обязательств. Но! Ситуация сейчас такова, что ее дальнейшее тут прибывание возможно только в… мы называем это «консервацией». А согласны вы на это либо нет — это Ваша свободная воля. Только учтите, что когда начнется «консервация», то обратного пути для нее уже не будет. Препарат безвозвратно подавляет личность и волю.

При слове «консервация», пожилая женщина представила свою внучку, плавающую в банке с огурцами и помидорами. Ее передернуло.

— Не желаете поговорить с ней, прежде чем принять окончательное решение?

— Дайте мне поговорить с ней, — сказала она каким-то странным тоном.

Послеобеденное время того же дня.

Брожу по дорожкам, тоска зеленая. Меня нагнала одна из сотрудниц Клиники и велела идти за ней. Что я и сделал, не задавая вопросов.

Мы подошли ко входу в женское крыло, где нас уже поджидала Марина.

— Кайа, тебя хотят видеть, пойдем, — сказала она.

— Кто? — спросил я.

— Твоя родственница.

Вот оно! Тот единственный шанс, ради которого я и устроил свой демарш.

Сердце бешено колотится.

Если честно, у меня не было никакого плана. Понятия не имел, что скажу, так как Бог его знает, с кем мне придется говорить. И вообще, что из себя представляют эти люди. Если бы это был отец Кайи, а это судя по всему не так, раз Марина сказала, что меня хочет видеть родственница, то в конце концов можно было бы надавить на жалость, наверное, какой отец останется равнодушным к слезам своей дочери?

Марина открыла дверь и мы вошли в помещение.

Помещение было обставлено довольно аскетично. Три небольших кожаных диванчика, расставленных буквой П, небольшой столик между ними, большой телевизор, или как он тут называется, и все.

На одном из диванчиков сидели две женщины, одна пожилая, другая — средних лет, которая выглядела как секретарь. А стало быть, моей родственницей, скорее всего, была именно пожилая Мадам. Так же присутствовали несколько крепких мужчин и женщин. Охрана.

Я поздоровался с сидящими женщинами и чтобы не стоять столбом, сел, не дожидаясь приглашения, на диванчик напротив.

Марина что-то сказала, я не расслышал что именно и покинула помещение.

Пожилая женщина сидела с достоинством английской Королевы и рассматривала меня. Для меня стало очевидным, что никакие мольбы ее не растрогают. Но! У меня возникло убеждение, а я верю своей интуиции, что раз она сюда пришла, чтобы лично со мной поговорить, то выбраться из этого замечательного места возможно! В противном случае, уверен, что эта женщина не стала бы тратить на меня свое время.

С безмятежно-безразличным выражением лица, перевел взгляд на чайничек и стал ждать, пока Мадам начнет беседу.

— Узнаешь меня? — после продолжительного молчания спросила та.

— Нет, — ответил ей я и отрицательно покачал головой, — но врач мне сказала, что вы моя родственница.

Снова повисла тишина.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Но если бы я покинула это замечательное место, то чувствовала бы себя вообще отлично, — без эмоций ответил я.

— Знаешь, что это за место?

— Да, — ответил я.

— Помнишь что ты натворила и почему тут оказалась?

— Нет, но мне рассказали, какую глупость я сотворила.

— И что ты думаешь, по-этому поводу? — пожилая Мадам налила себе чаю.

— Мне очень стыдно, что я совершила такую глупость… что я могу еще сказать? — не меняя выражения лица ответил я, пожав плечами, — но сделанного не воротишь, так что надо жить дальше.

— Во времена моей молодости, девица, которая бы устроила такой позор своей Семье, какой устроила ты, просто исчезла бы, из мира живых, и никто более не стал бы о ней спрашивать, всем было бы все понятно. Но сейчас времена поменялись. И нравы.

— В таком случае, — ответил я, — мне стоит порадоваться, что те прекрасные времена безвозвратно ушли.

Снова наступила тишина. Секретарь пожилой Мадам с недовольством глянула на меня. Я проигнорировал этот взгляд.

— Ты и впрямь изменилась, стала другой, как и говорил Лев. Совершенно на себя прежнюю не похожа. Как будто и не ребенок уже вовсе.

Я пожал плечами, ничего не ответив.

— Ты была очень убедительна, в разговоре со Львом. Тебе удалось его напугать. Знаешь, как он планирует с тобой поступить, если ты останешься в его заведении?

Я пожал плечами и ответил:

— Думаю, что пропишет мне процедурки, которые превратят меня в «овощ» и запрет в каком-нибудь чулане. На веки-вечные.

Пожилая мадам смотрела на ребенка, которая говорила такие вещи, с таким спокойствием, будто обсуждала только что съеденное мороженное, и у нее «засосало под ложечкой».

— Ладно, — наконец сказала пожилая Мадам, — что у тебя за план? Хочу посмотреть, что ты мне хочешь такого сказать, отчего у меня может появится желание тебя отсюда забрать.

Сказав это, Мадам закинула одну ногу на другую и откинувшись на спинку диванчика стала наблюдать за мной.

— А у меня нет никакого плана, — ответил я честно, впервые улыбнувшись собеседнице, — как вы знаете, я не помню никого из тех, кого знала раньше. А стало быть, как я могла что-то спланировать? Единственно, если бы вместо вас приехал бы мой отец, возможно, его могли бы тронуть мои слезы. Вас, я уверенна, это не растрогает. Так что, можно сказать, я пошла ва-банк. В любом случае, нет принципиальной разницы в том, как именно существовать в такой тюрьме. Единственное, что я могу сказать, это то, что если меня отсюда заберут, я сделаю все возможное для того, чтобы в дальнейшем Семья могла гордится мной.

— Не тронули бы. Будь уверенна, — ответила Мадам, после некоторого молчания, — и пока единственное, что ты сделала, это то, что при упоминании нашей Семьи — вспоминают то представление, что ты устроила. Так что, твое нахождение здесь — твердая гарантия того, что моя Семья более никак не пострадает от твоих выходок.

— Если посмотреть на это с Вашей точки зрения, то оставить меня тут — разумный выбор. Но! Мадам…