Александр Иванов - Кайа. История про одолженную жизнь [СИ]

Ничего особенного, с точки зрения «прекрасного» я не увидел. Худая, можно сказать тощая, не особо симпатичная, с маленькой грудью. Совсем не в моем вкусе, хотя к девочкам меня теперь не тянет, но уверен, что мимо Яны, в прошлой жизни, я бы прошел, даже не обернувшись.

Единственное, что притягивало взгляд и завораживало — это само чувство того, что смотрю на запретное ранее.

Ванна набралась и Яна выключила воду.

— Вынь пробку и включи снова воду, — сказал я.

— Зачем? — не поняла она.

— Я люблю звук льющейся воды, — ответил я.

Она заметила мой взгляд, которым я осматривал ее обнаженное тело.

— Я знаю, что симпатичная, даже девчонки на меня засматриваются! — со смехом сказала она, — а парни так вообще, не могут взгляда отвести!

Я хмыкнул.

— Хотя, конечно, тебе Красотуля, я не ровня, — кисло сказала она, — у тебя и грудь с задницей больше, хотя ты и моложе меня. И красивее. И выше. И милее меня. И еще из такой Семьи! Эх! Если бы мне нравились не исключительно парни, то я бы в тебя, совершенно точно, влюбилась бы!

Она широко улыбнулась и хотела было схватить мою грудь руками, но осеклась, вспомнив, что такая как она, просто так, без разрешения, хватать такую как я — не может. И снова оперлась спиной на стенку ванной. И от чего-то совсем повесила нос.

— Можно мне вымыть тебе волосы? — спросила она.

— Если хочешь, — ответил я, после чего развернулся и примостил свою задницу между ее ног.

Яна достаточно долго, минут десять мыла и массировала мою голову, в процессе чего, «закинула удочку».

— У тебя же, Красотуля, еще нет Прислужницы, верно?

— Нет, — ответил я.

— Ну вот, у каждой благородной Дамы, такой как ты, обязательно должна быть Прислужница! Возьми меня, а? Лучше меня никого не найдешь! Точно тебе говорю!

— Яна, сейчас у меня ситуация такова, что мне никакая Прислужница не положена. А когда и если будет нужна — тогда будет видно, а сейчас я не стану давать тебе никаких обещаний.

— Понятно, — ответила она, моя прядь моих волос.

— От меня отказались мать и отец, — продолжила она, начав рассказывать свою грустную историю.

Она сказала мне фразу, уже слышанную мной из уст Маргариты.

— Мы с тобой обе пострадали от любви! Когда мне было двенадцать, в полк, в котором служил мой папа, перевели офицера-аристократа, такого красавчика, от которого взгляд было не оторвать! Мы с ним начали тайно встречаться. Он мне обещал замужество через четыре года, а я, как наивная дура, уши и развесила. Мы переспали, после чего он «помахал мне ручкой» и был таков. Говорят, что ему нравилось быть «первым мужчиной» у девчонок, во всяком случае, я была у него не единственной, как выяснилось. Потом, о нашей связи стало, каким-то образом, известно всему полку. Другим девочкам, из семей военных, запретили со мной общаться их родители. От всего этого, папа мой озверел. Он хотел было, поначалу, избить моего бывшего любовника, но тот был, во-первых офицером. А во-вторых, аристократом. Так что, если бы папа поднял на него руку, то угодил бы под трибунал. И, скорее всего, его выгнали бы со службы и сослали на каторгу. Так что, по итогу, всю злость он сорвал на мне, сильно меня избив. Сломав мне ребро и нос. После чего, я плюнула на все, раз уж сгорел сарай — гори и хата и начала зажигать с различными мужчинами, за всякое. Мне уже было все равно, после тех слухов, что обо мне гуляли по всему городу, в котором стоял полк, мне терять уже было нечего. Для всех я была просто малолетней шлюхой, а так хоть весело было. И подарки дарили. Папа больше руку на меня не поднимал. Он вообще больше со мной не разговаривал. И еще начал пить. А потом, тяжело заболел и испустил дух мой младший брат. Папа после похорон собрал вещи и ушел из нашей семьи, сказав мне, напоследок, что дочери у него нет. Мать же, после всего произошедшего, просто осатанела и недолго думая, отправила меня сюда, благо для нее, такая возможность имелась. Она военный фельдшер.

Вымыв, как следует, мою голову и смыв шампунь, Яна начала тереть мочалкой мою спину. Я слышал у себя за спиной ее тихие всхлипы.

«Не верь клятве наркомана, слезам шлюхи и улыбке прокурора» — всплыли у меня слова, которые я слышал незнамо где.

Хотя называть этого ребенка шлюхой, хотя по факту, она таковой и являлась, у меня язык не поворачивался. Ребенок же. Девочка еще.

А потом я вспомнил другие слова. Слова Оксаны.

— Она пытается втереться к тебе в доверие, корысти ради! Она всей своей жалкой душонкой ненавидит таких как ты, богатеньких «плюшевых» принцессок. Так, что ее, якобы дружба, — это просто туфта! Пустишь — эту змею за пазуху, она обязательно укусит.

И правда, каждый раз, когда я ловил на себе ее взгляд, он каждый раз, хотя она и скрывала это за широкой улыбкой, был враждебен.

Я очень неплохо разбираюсь в поведении людей, особенно в том, когда это поведение носит отрицательный ко мне характер. Я параноик с многолетним стажем.

Яна — человек явно мне враждебный. Ничего личного, скорее всего классовая ненависть, из-за человека, что был ее первой любовью.

— Яна, это не спина, — сказал я, когда она начала мылить мою грудь.

— Прости-прости, я задумалась, — со смехом ответила та.

На следующее утро. После утреннего построения меня отвели не в класс, на занятия, а в учебную часть, где творилось настоящее столпотворение. Пансион продолжает, со вчера, гудеть как растревоженный улей.

Оксана говорила, что в «виртуальной болталке» всю ночь обсуждали случившееся. И что многие из тех, кто участвовал во вчерашней акции протеста, понесли весьма суровое дисциплинарное взыскание. А «пяточка», угостившую меня рагу с чаем, саму угостили. Розгами. Эта экзекуция «невинной жертвы», выступавшей «за справедливость», еще сильнее разозлила и настроила против меня добропорядочных Воспитанниц.

— Я видела ее табель успеваемости, — негодовала одна из «одаренных» старшеклассниц, — как такое возможно, что человек, у которого по математики одни тройки, набрал на олимпиаде очков больше, чем отличницы? Это явный обман и подкуп! Я, от лица Совета Старшеклассниц, требую признать ее результат недействительным!

— Может это от того, — вставил в этот яростный монолог свои «пять копеек» я и с улыбочкой договорил фразу, — что их оценки слегка завышены? Как вы, уважаемая публика, считаете?

Все взглянули на меня.

— Почему ты в спортивном костюме? — спросила присутствующая тут Директрисса.

— Это от того, что вчера, за ужином, одна из несогласных с результатами, — с безмятежностью на лице ответил я, — угостила меня рагу и чаем. Так что, моя повседневная форма — в чистке.

— Так, — сказала Директрисса, — все те, кто не являются сотрудниками учебной части и не состоят в Совете Старшеклассниц, покиньте помещение.