Максим Дынин - О дивный Новый Свет!

Я побежал к мостику, где, как оказалось, Леня уже отдал приказ спускать шлюпку.

– Пойдем вместе – ты, я и пара матросов, – сказал он.

В шлюпке Леня сообщил мне:

– Ходил я как-то раз на нем, еще ребенком, вдоль южного берега Крыма. Такое впечатление, что он из того времени – конец семидесятых или начало восьмидесятых.

Через несколько минут мы уже были на борту «Паустовского». На нас испуганно таращились глаза его пассажиры – в основном молодые люди.

– Граждане, бояться нечего, – улыбнулся им Леня. – Все нормально.

Похоже, это возымело обратный эффект – послышался женский визг, потом кто-то сказал:

– Товарищ, мы не хотели!

– Что не хотели? – не понял Леня.

– Нарушать границу!

Мы с Леней расхохотались – похоже, те подумали, что мы пограничники, а они каким-то образом приблизились к морской границе СССР.

– Да ни в чем вы не виноваты – громко сказал он. – Нам просто нужно переговорить с капитаном.

И мы прошли на мостик.

– Командир пограничного сторожевого корабля «Астрахань» капитан 3-го ранга Голубкин, – представился Леня. – А это… эээ… товарищ Алексеев.

Мне стало еще смешнее, ведь обращение «товарищ» было одним из худших ругательств для эмигрантов. Потом, увидев, как побледнел капитан, я понял, что он меня принял за гебиста.

– Капитан Ле… Лелюшенко, командир теплохода «Константин Паустовский» – с запинкой сказал тот. – А в чем, собственно, мы виноваты?

– Да ни в чем. – сказал я. – По крайней мере, нам такие факты неизвестны.

Шутка оказалась неудачной – Лелюшенко побледнел еще сильнее.

– Да не бойтесь вы, – сказал Леня. – Мы не из органов, таких здесь просто пока еще нет.

– Здесь?!

– А вот это и есть самый основной вопрос. Вы не заметили, как изменился пейзаж?

– Товарищ капитан третьего ранга, – сказал тот. – На нас налетела какая-то тьма, а потом мы оказались в совершенно незнакомых местах. А тут еще военный корабль. – тут вдруг его глаза стали и вовсе квадратными. – А это Андреевский флаг у вас на корме?

– Он самый, родимый, – бодро ответил Лёня. – Только ничего вы не нарушили, не бойтесь. А вот попали вы изрядно. Мы сейчас в Русском заливе.

– В Русском заливе??

– Тот, который в наше время именовался Сан-Францискским. А теперь тут Русская Америка.

– Теперь?

– Да, теперь. Год у нас здесь тысяча пятьсот девяносто девятый. Добро пожаловать в прошлое!

Лелюшенко рассмеялся, но, увидев, что мы серьезны, огляделся по сторонам и вдруг сказал:

– Вы знаете, точно, у меня есть альбом, «Самые красивые порты мира», и там есть фотографии Сан Франциско. По-моему, это было вон там, – и он показал на Россовский берег.

– Верно, – сказал я. – Ну что ж, добро пожаловать к нашему очагу. Меня, кстати, Алексей зовут.

– Меня Петр Иванович. Можно Петя.

Леня вмешался:

– А меня Леня. Петя, слушай сюда. Я тебе оставлю тут Леху, и мичмана сейчас пришлю – вы следуйте за нами, если что, мичман эти места уже знает, подскажет, что не так. И не бойся, все будет хорошо. Лех, лады?

– Ага, – сказал я. Леня вышел.

– А что у вас здесь за пассажиры? – спросил я у Петра.

– Мы прогулочный пароход, ходим вдоль Южного берега Крыма. Когда просто туристов возим. Сейчас у нас здесь группа ребят с БАМа, студенты-отличники из Москвы, Питера и Ростова, и передовики сельского хозяйства. Сто восемьдесят семь человек всего. Плюс я и дюжина матросов.

Да, подумал я, население наше более чем удвоилось.

– Петь, я пойду, попробую поговорить с народом.

– Дай я им сам все скажу по громкой связи.

И поднес микрофон ко рту:

– Граждане, сейчас к вам выйдет товарищ Алексеев и обрисует ситуацию. Она полностью контролируется нами, и бояться вам нечего.

Я вышел с мостика. Никто не визжал, но почти все смотрели на меня с испугом.

– Товарищи, что происходит? – завизжала какая-то девица.

– В чем мы виноваты? – спросил другой.

– Мой папа – дипломат. Он этого так не оставит, – начал угрожать третий, не уточнив, впрочем, что за "это" такое.

Тут, к счастью, подошла шлюпка, и из нее вышли мичман Саша Орлов и матрос Валя Андрейченко. Валя обладал весьма миролюбивым характером, но размером больше напоминал шкаф. Из всех русских американцев, только Миша Неделин был больше его по габаритам. Я оценил Ленину идею – намного проще было говорить с пассажирами, когда рядом с тобой стоит такой Валя.

Выдержав паузу, я сказал:

– Дамы и господа, добро пожаловать в Русскую Америку!

Кто-то громко крикнул:

– Что за глупые шутки?

– Я не шучу. Мы в Русском заливе, известном в наше время – точнее, в том времени, откуда мы пришли, как Сан-Францискский залив. А год сейчас тысяча пятьсот девяносто девятый.

Снова завизжала первая девица:

– Какая Русская Америка? Мы в Крым приехали, слышите, в Крым!

– Увы, – ответил я, – мы тоже сюда не стремились. Так получилось. Если кто не верит, посмотрите на эти пейзажи.

Одна девочка, до того молчавшая, вдруг сообщила:

– Точно, это он – Сан-Франциско. Мы же учили про Калифорнию на уроках американоведения в Инязе. А где сам город?

– Как где? Нет еще. Предстоит построить.

Мне пришлось отвечать на все новые вопросы. Кто-то реагировал агрессивно, но в основном народ просто испугался. В конце концов, мы прибыли в бухту Провидения. Возник вопрос с размещением народа – «Константин Паустовский» не был предназначен для ночлега, там были только скамейки у иллюминаторов. А на «Форт-Россе» хватало места еще максимум на сто пятьдесят человек.

Ситуацию спасли ребята с БАМа – двадцать парней и девятнадцать девушек. Они посовещались между собой, потом один из них подошёл к нам с Володей и сказал:

– Ребята, у вас есть палатки? А то нам не привыкать – поселимся пока в них.

То же говорили и передовики сельского хозяйства, но там было тридцать девушек и женщин, а мужиков было всего десять.

Подумав, мы сошлись на таком варианте. Был практически закончен клуб, и туда мы поместили шестнадцать раскладушек с «Победы», и БАМовцы-мужчины, кроме четырех семейных, переехали туда. Удобства мы уже построили, а Мэри предложила свою баню к их услугам. Питаться они будут на «Форт-Россе», там же для них есть и душевые.

Ну и, конечно, им мы обещали построить жилье в первую очередь.

– Слышали мы такое уже, – проворчал один из них.

Немногих семейных (четыре пары с БАМа, три из колхозов, пять студенческих) мы поместили в каюты на двоих, а часть других кают – те, что побольше – уплотнили с помощью дополнительных раскладушек. Так что влезли все.

Оказалось, что у нас, в дополнение к БАМовцам и колхозникам, имеется двадцать шесть студентов-инженеров (все парни), несколько математиков, физиков, химиков (тоже почти все молодые люди), а вот по языкам, истории, психологии были практически одни девочки. Среди студентов-медиков представительниц прекрасного пола также было большинство.