Дин Кунц - Молния

– У тебя было достаточно времени для размышлений. Итак, какие-нибудь мысли есть? Кто твой ангел-хранитель? Откуда он явился?

– Не знаю. – В принципе, у Лоры имелось одно предположение, правда совершенно безумное и не имевшее доказательств, однако она скрыла от Тельмы свою гипотезу в первую очередь потому, что теория эта со стороны казалась крайне эгоистичной. – Просто теряюсь в догадках.

– А где этот пояс, который он тебе оставил?

– В сейфе. – Лора кивнула в угол комнаты, где под ковром был спрятан встроенный в пол сейф.

Общими усилиями они приподняли огромный, от стены до стены, ковер, освободив сейф, представлявший собой цилиндр диаметром двенадцать дюймов и глубиной шестнадцать дюймов. Внутри лежал только один предмет, который Лора и поспешила достать.

Подруги прошли к письменному столу, чтобы рассмотреть странную вещь при более ярком освещении. Лора направила на него свет настольной лампы на гибкой ножке.

Пояс шириной четыре дюйма был сделан из эластичного черного материала, возможно нейлона, в который были вплетены медные провода, создававшие некий сложный, затейливый рисунок. Пояс имел не одну, а две медные пряжки, что объяснялось его шириной. Кроме того, к поясу, слева от пряжек, была пришита похожая на старинный портсигар плоская коробочка размером примерно четыре на три дюйма и толщиной всего три четверти дюйма, тоже медная. Даже при ближайшем рассмотрении Лора с Тельмой не смогли обнаружить, как она открывается; коробочка была абсолютно гладкой, за исключением желтой кнопки диаметром меньше дюйма в нижнем левом углу.

Тельма пощупала странный предмет:

– А он говорил, что будет, если нажать на желтую кнопку?

– Он просто попросил меня ради всего святого не нажимать на нее, а когда я поинтересовалась почему, он ответил: «Потому что тебе явно не захочется оказаться там, куда эта штука тебя доставит».

Подруги стояли рядышком в свете настольной лампы, не сводя глаз с пояса, который держала Тельма. Было уже начало пятого утра, и притихший дом походил на мертвый лунный кратер.

Наконец Тельма нарушила молчание:

– А тебе никогда не хотелось нажать на кнопку?

– Никогда, – твердо ответила Лора. – Когда он говорил о месте, куда я могу попасть, у него был такой жуткий взгляд. Я видела, ему самому ужасно не хочется туда возвращаться. Тельма, я не знаю, откуда он явился, но по его глазам поняла, что он живет чуть ли не по ту сторону ада.

В воскресенье днем Лора с Тельмой, надев шорты и майки, расстелили пару одеял на задней лужайке и устроили долгий расслабляющий пикник с картофельным салатом, холодной вырезкой, сыром, свежими фруктами, картофельными чипсами и посыпанными пеканом булочками с корицей. Подруги играли с Крисом в разные игры, и мальчик от души веселился, отчасти потому, что Тельма, сумев поубавить фонтан своего остроумия, сыпала шутками, рассчитанными на восьмилеток.

Увидев белок, прыгающих по двору возле опушки, Крис захотел их покормить. Лора дала ему булочку со словами:

– Разломай на мелкие кусочки и брось им. Они все равно не подпустят тебя поближе. И далеко не отходи. Понятно?

– Конечно, мамочка.

– И не подходи к лесу. Держись поближе к нам.

Крис отбежал на тридцать футов, на полпути к лесу, и, встав на колени, принялся отрывать кусочки булочки и бросать белкам, пытаясь подманить юрких зверьков поближе.

– Славный малыш, – сказала Тельма.

– Лучший на свете. – Лора придвинула к себе «узи».

– Он от нас всего в десяти или в двенадцати ярдах, – заметила Тельма.

– Но он ближе к лесу, чем ко мне. – Лора пристально вгляделась в тени под плотными рядами сосен.

Тельма извлекла из пакета несколько чипсов:

– Автомат в корзинке для пикника. Оригинально. Пожалуй, это впервые в моей практике. Но мне нравится. Не нужно бояться медведей.

– И муравьев тоже.

Тельма легла на бок, подперев голову рукой, но Лора осталась сидеть, скрестив ноги по-турецки. Оранжевые бабочки, словно вобравшие в себя солнечный свет, порхали в теплом августовском воздухе.

– Малыш, похоже, потихоньку приходит в себя, – сказала Тельма.

– Более-менее, – ответила Лора. – Но нам пришлось пережить тяжелое время. Он много плакал, у него были резкие перепады настроения. Правда, все это в прошлом. Дети в таком возрасте очень податливые, легко адаптируются. И хотя с виду все вроде бы хорошо, боюсь, печаль, поселившаяся у него в душе, теперь уже никогда не исчезнет.

– Да, – согласилась Тельма. – Не исчезнет. Это словно тень на сердце. Но жизнь продолжается, он еще будет счастлив и сможет не замечать эту тень.

Лора внимательно посмотрела на подругу, наблюдавшую за тем, как Крис приманивает белок.

– Ты ведь по-прежнему скучаешь по Рут, да?

– Каждый божий день, все двадцать лет. А ты скучаешь по своему папе?

– Конечно. Но когда я о нем думаю, то, наверное, испытываю несколько другие чувства. Ведь мы знаем, что родители умрут раньше нас, и, даже если их смерть преждевременная, способны смириться, так как понимаем, что рано или поздно они все равно отойдут в мир иной. Но совсем другое дело, когда умирают жена, муж, ребенок… или сестра. Мы не ожидаем, что они умрут раньше нас, совсем молодыми. Поэтому с такой утратой куда труднее примириться. Особенно если это сестра-близнец.

– Когда у меня в жизни происходит что-то хорошее, я, естественно, имею в виду карьеру, то первое, что приходит в голову, – как бы порадовалась за меня Рути. Ну а ты, Шейн? Справляешься?

– Плачу по ночам.

– Сейчас тебе даже полезно поплакать. Но через год нужно будет с этим заканчивать.

– Я лежу по ночам и прислушиваясь к своему сердцебиению. Какой одинокий звук! Слава богу, что у меня есть Крис! Он наполняет мою жизнь смыслом. Ну и конечно, ты. Да, у меня есть вы с Крисом. Мы почти как одна семья. Как думаешь?

– Никакого «почти». Мы и есть семья. Ведь мы с тобой сестры. – (Лора с улыбкой взъерошила и без того спутанные волосы Тельмы.) – Впрочем, это отнюдь не значит, что ты можешь без спросу брать мою одежду.

Через открытые двери кабинетов и лабораторий Штефан, шедший по коридору, видел своих погруженных в работу коллег, но абсолютно никто из них не проявил к нему особого интереса. Он поднялся на лифте на третий этаж, где у своего кабинета столкнулся с доктором Владиславом Янушским – давнишним протеже доктора Владимира Пенловского и вторым человеком, ответственным за исследования в области перемещений во времени. Изначально проект назывался «Секира», но уже через несколько месяцев стал известен под кодовым названием «Молниеносный переход».

Сорокалетний Янушский был на десять лет моложе своего наставника, хотя и выглядел гораздо старше, чем живой, энергичный Пенловский. Приземистый, тучный, лысеющий, с пятнистым лицом, двумя блестящими золотыми коронками на передних зубах, в очках с толстыми стеклами, делающими глаза похожими на раскрашенные яйца, Янушский, в принципе, должен был казаться смешным. Однако его беззаветная вера в государство и рьяное служение тоталитаризму сразу же отбивали охоту смеяться над этим нелепым коротышкой. И действительно, Янушский был, пожалуй, самым опасным человеком, участвующим в проекте «Молниеносный переход».