Дин Кунц - Молния

Штефан не любил убивать женщин – он вообще не любил убивать, – но сейчас у него не было выбора, и он выстрелил в нее три раза. Она упала навзничь на письменный стол, и только тогда крик вырвался у нее из горла.

Тело секретарши сползло со стола и упало на пол. Выстрелы прозвучали не громче, чем шипение разъяренной кошки, а звук упавшего на пол тела был достаточно тихим, чтобы не привлекать внимания.

Пенловский лежал, откинувшись на спинку кресла, рот открыт, глаза невидяще уставились в потолок. Одна из пуль, должно быть, попала в сердце, на рубашке расплылось лишь небольшое кровавое пятно, поскольку циркуляция крови мгновенно прекратилась.

Штефан попятился из кабинета и осторожно закрыл дверь. Прошел через приемную и, оказавшись в коридоре, прикрыл и вторую дверь тоже.

Его сердце отчаянно колотилось. Теперь, с висящими на нем двумя убийствами, Штефан окончательно отрезал себя от своего времени, от своего народа. С этого момента ему предстояло жить в другом временно́м отрезке, а именно в том, в котором жила Лора. Пути назад больше не было.

Сжимая рукой пистолет в кармане лабораторного халата, Штефан прошел по коридору к кабинету Янушского, где столкнулся в дверях с двумя коллегами. Поздоровавшись, они прошли мимо, и Штефану пришлось остановиться, чтобы удостовериться, что они направляются не к Пенловскому, так как в противном случае пришлось бы убрать и их тоже.

Но, к величайшему облегчению Штефана, они остановились у лифтов. Чем больше трупов он оставит у себя за спиной, тем больше вероятность того, что рано или поздно кто-нибудь, наткнувшись на покойника, поднимет тревогу, тем самым помешав запустить часовой механизм и ускользнуть по Молниеносному переходу.

Затем Штефан вошел в приемную перед кабинетом Янушского. Сидевшая за столом секретарша, так же как и Анна Каспар состоявшая в тайной полиции, посмотрела на вошедшего и улыбнулась.

– Доктор Янушский у себя? – поинтересовался Штефан.

– Нет. Они с доктором Волковым в отделе хранения информации.

Волков был третьим важным участником проекта, а значит, и его тоже следовало устранить. Штефан счел добрым знаком, что Волков с Янушским находятся сейчас в одном месте.

В отделе хранения информации были собраны для дальнейшего изучения книги, газеты, журналы и другие материалы, привезенные из запланированных путешествий во времени. В последнее время разработчики Молниеносного перехода занимались оперативным анализом поворотных моментов с целью вмешательства в естественный ход событий, способного повлечь за собой изменение хода истории, которого они страстно жаждали.

По пути вниз Штефан уже в лифте сменил глушитель на запасной. Первого хватило бы еще на десяток выстрелов, прежде чем он вышел бы из строя. Но Штефану не хотелось его перегревать. Второй глушитель был чем-то вроде дополнительной страховки. Пришлось так же быстро поменять полупустую обойму на полную.

Коридор первого этажа кишел народом. Сотрудники сновали туда-сюда из одной лаборатории в другую. Штефан, сжимая в кармане пистолет, направился прямиком в отдел хранения данных.

Когда Штефан вошел в комнату, Янушский с Волковым, склонившись над дубовым столом, рассматривали экземпляр журнала и жарко, хотя и вполголоса, спорили. Они на секунду отвлеклись на Штефана, после чего продолжили дискуссию, очевидно решив, что тот пришел за нужными ему материалами.

Штефан всадил две пули в спину Волкова.

Потрясенный Янушский растерянно смотрел, как его коллега рухнул на стол, сраженный практически неслышными выстрелами.

Тогда Штефан выстрелил Янушскому прямо в лицо, затем повернулся и закрыл за собой дверь. После чего, чтобы, не дай бог, не выдать себя, вступив в разговор с коллегами, сделал вид, будто погружен в глубокую задумчивость, в надежде, что это отпугнет желающих приблизиться. Стараясь не бежать, Штефан быстрым шагом направился к лифтам, поднялся на третий этаж, вошел в свой кабинет, пошарил за картотечным шкафом и запустил часовой механизм, оставив себе всего пять минут, чтобы добраться до ворот времени, прежде чем институт превратится в груду раскаленных камней.

Еще до начала учебного года Лора получила разрешение на домашнее обучение Криса у педагога с государственной аккредитацией. Педагога звали Ида Паломар, и она чем-то напоминала Лоре покойную Марджори Мэйн, прославившуюся ролью «Мамаши Чайник». Ида была крупной дамой, чуть грубоватой, но с добрым сердцем и при этом хорошим учителем.

Ко времени школьных каникул по случаю Дня благодарения и Лора, и Крис уже не чувствовали себя узниками, успев притерпеться к относительной изоляции, в которой им приходилось жить. На самом деле они научились получать удовольствие от установившейся между ними особой близости вследствие вынужденного уединения.

В День благодарения из Беверли-Хиллз позвонила Тельма поздравить их с праздником. Лора взяла трубку на кухне, наполненной аппетитными ароматами жареной индейки. Крис тем временем в гостиной читал Шела Сильверстайна.

– Кстати, я звоню не только затем, чтобы поздравить, – сказала Тельма. – Хочу пригласить вас провести рождественскую неделю со мной и Джейсоном.

– С Джейсоном? – удивилась Лора.

– Джейсон Гейнс, – объяснила Тельма. – Режиссер фильма, в котором я сейчас снимаюсь. Я к нему переехала.

– А он в курсе?

– Послушай, Шейн, остроты – это мое амплуа.

– Прости.

– Он говорит, что любит меня. Чистой воды безумие, да? Боже, я хочу сказать, он такой симпатичный парень, всего на пять лет старше меня, без видимых отклонений, к тому же суперуспешный кинорежиссер и миллионер, которому стоит лишь пальцем поманить любую приглянувшуюся ему старлетку, но ему нужна только я. Нет, у него определенно мозги набекрень, хотя, если с ним поговорить, он может вполне сойти за нормального. Он говорит, ему нравится, что у меня есть мозги…

– А он знает, что они у тебя явно больные…

– Шейн, ну вот, снова-здорово! Он говорит, ему нравятся мои мозги и отчасти мое чувство юмора, и он даже балдеет от моего тела, так как в противном случае он первый парень в истории, способный имитировать эрекцию.

– У тебя действительно прелестное тело.

– Ну, я начинаю привыкать к мысли, что оно не настолько плохое, как мне казалось. Конечно, не для тех, кто считает кожу да кости эталоном женской красоты. Впрочем, если я и могу без отвращения смотреть в зеркало на свое тело, не следует забывать, что у меня еще есть и лицо.

– У тебя прелестное лицо, особенно теперь, когда оно не закрыто зелеными и фиолетовыми патлами.

– Но не такое, как у тебя, Шейн. А значит, я реально чокнулась, рискнув пригласить тебя в гости на Рождество. Как только Джейсон тебя увидит, я тотчас же окажусь в мусорном бачке на тротуаре. Ну так что? Приедешь? Мы снимаем фильм в Лос-Анджелесе и его окрестностях. Основные съемки должны закончиться десятого декабря. А потом у Джейсона еще будет куча работы: редактирование там и прочий цимес, но в рождественскую неделю мы прекращаем работу. Нам хочется побыть дома. Обещай, что приедешь.