Дин Кунц - Молния

Ломким надтреснутым голосом ангел-хранитель ответил:

– Тысяча девятьсот сорок четвертый.

Этот короткий разговор явно утомил раненого. Его веки отяжелели, голос стал совсем слабым. Лоре показалось, будто он снова бредит.

– Какой-какой? – ошарашенно переспросил Крис.

– Тысяча девятьсот сорок четвертый, – повторил мужчина.

– Это невозможно! – воскликнул Крис.

– Берлин, – уточнил раненый.

– Он бредит, – сказала Лора сыну.

Похоже, ангела-хранителя утомил разговор, и его голос звучал невнятно, однако они отчетливо расслышали слово «Берлин».

– Берлин? – удивился Крис. – Вы говорите, Берлин в Германии?

Но раненый уже провалился в сон, причем не коматозный, а спокойный и расслабляющий, с легким похрапыванием, но перед тем, как заснуть, успел добавить:

– В нацистской Германии.

По телевизору шел сериал «Одна жизнь, чтобы жить», но Лоре с Крисом было не до мыльных опер. Они пододвинули стулья поближе к кровати, чтобы наблюдать за спящим. Крис уже успел одеться, волосы почти высохли, только чуть влажные пряди прилипли к шее. Лора, мечтавшая о душе, чтобы смыть с себя грязь после вчерашних бурных событий, оставалась дежурить возле своего ангела-хранителя на случай, если он вдруг проснется и снова заговорит. Мать с сыном переговаривались тихим шепотом.

– Крис, до меня только что дошло. Если бы эти парни были из будущего, то наверняка воспользовались бы против нас лазерным оружием и чем-то еще более фантастическим.

– Может, им не хотелось показывать, что они гости из будущего, – ответил Крис. – А потому специально оделись и вооружились так, чтобы не выделяться. Но, мама, он ведь сказал, что…

– Я слышала, что он сказал. Хотя это противоречит здравому смыслу. Если они прибыли из сорок четвертого года, мы бы к этому времени уже все знали, ведь так?

В половине второго дня раненый наконец проснулся. Но, похоже, не понял, где находится. Он снова попросил воды, а когда Лора его напоила, сообщил, что ему уже лучше, хотя из-за сильной слабости тянет в сон, и попросил посадить его повыше. Достав из стенного шкафа две запасные подушки, Крис помог матери приподнять раненого.

– Как вас зовут? – спросила Лора.

– Штефан. Штефан Кригер.

Она повторила про себя его имя, и оно ей понравилось: не слишком благозвучное, но зато солидное и мужественное. Хотя и не слишком подходящее для ангела-хранителя. Лора вдруг с удивлением поняла, что после стольких лет, включая два десятилетия, когда она почти перестала в него верить, она по-прежнему ожидала, что у ее ангела-хранителя будет мелодичное, неземное имя.

– И вы действительно прибыли из…

– Тысяча девятьсот сорок четвертого года. – От усилия, потребовавшегося, чтобы принять сидячее положение, у него на лбу выступили капельки пота, хотя, возможно, испарина была вызвана мыслями о времени и месте, откуда началось столь долгое путешествие. – Берлин, Германия. Был такой блестящий польский ученый Владимир Пенловский, которого некоторые считали чокнутым, и, скорее всего, он действительно был сумасшедшим – по-моему, даже безумным, – но гениальным сумасшедшим. Он жил в Варшаве, работал над теорией природы времени еще за двадцать пять лет до того, как в тысяча девятьсот тридцать девятом году началась Вторая мировая война и произошел раздел Польши…

По словам Штефана Кригера, Пенловский симпатизировал нацистам и приветствовал вступление немецкой армии на территорию Польши. А возможно, он рассчитывал получить от Гитлера финансирование своих исследований, которого не мог добиться от более здравомыслящих представителей власти. Итак, при личном содействии самого Адольфа Гитлера Пенловский и его ближайший помощник Владислав Янушский перебрались в Берлин для создания института пространственно-временных исследований, который был настолько секретным, что даже не получил названия. Его просто называли институтом. И вот там, пользуясь неиссякаемыми источниками финансирования со стороны Третьего рейха, в сотрудничестве с немецкими учеными, столь же преданными своему делу и столь же дальновидными, Пенловский нашел способ проникнуть в главный канал времени и перемещаться по этой основной артерии дней, месяцев и лет.

– Blitzstrasse, – сказал Штефан.

– Blitz означает «молниеносный», – заметил Крис. – Как блицкриг – молниеносная война в старых фильмах.

– В нашем случае Молниеносный переход, – уточнил Штефан. – Переход сквозь время. Дорога в будущее.

Проект буквально можно было назвать «Zukunftstrasse», то есть «Дорогой в будущее», объяснил Штефан, поскольку Владимир Пенловский так и не сумел найти способ посылать людей в прошлое с помощью ворот, которые изобрел. Они могли путешествовать лишь в будущее, а затем автоматически возвращаться в свою эпоху.

– Похоже, существует некий космический механизм, не позволяющий путешественникам во времени вмешиваться в свое прошлое для изменения определенных обстоятельств, имеющих место в настоящем. Видите ли, если бы они могли совершать путешествие во времени в свое прошлое, то разработали бы…

– Парадокс! – обрадовался Крис.

Штефан, не ожидавший услышать столь умное слово из уст ребенка, с удивлением посмотрел на мальчика, и Лора с улыбкой объяснила:

– Как я вам уже говорила, у нас была довольно продолжительная дискуссия относительно того, откуда вы прибыли, и путешествие во времени показалось нам самым логичным объяснением. Ну а Крис – мой главный эксперт по сверхъестественному.

– Парадокс, – согласился Штефан. – По-немецки и по-английски это слово звучит одинаково. Если бы путешественник во времени имел возможность вернуться в свое прошлое и изменить какое-то историческое событие, то подобное изменение могло быть чревато непоправимыми последствиями – короче, изменило бы будущее, из которого он прибыл. Таким образом, путешественник не смог бы вернуться в тот самый мир, который оставил.

– Парадокс! – торжествующе воскликнул Крис.

– Вот именно, парадокс, – подтвердил Штефан. – Но природа не любит парадоксов, а следовательно, не позволит путешественнику во времени их порождать. И слава богу! Потому что… предположим, к примеру, Гитлер послал убийц в прошлое, чтобы ликвидировать Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля задолго до того, как они пришли к власти, в результате чего на выборах в Соединенных Штатах и Англии победили бы совершенно другие люди – возможно, не столь гениальные и более покладистые, что, в свою очередь, обеспечило бы Гитлеру триумфальную победу еще в сорок четвертом году, а то и раньше.

Штефан говорил с непозволительной для его состояния страстью, каждое слово давалось ему с огромным трудом, отнимая последние силы. Бледный лоб снова покрылся испариной, а круги под глазами стали еще темнее. Однако Лора не стала просить Штефана остановиться и передохнуть, поскольку должна была услышать его рассказ целиком, а также потому, что он и не позволил бы себя остановить.