Владимир Поселягин - Уникум

Шли всю ночь, и под утро, разделившись на три колонны, мы разошлись, коринженер повёл четыре тридцатьчетвёрки и два КВ-1 к аэродрому, где расположилась разведывательная эскадра и довольно крупная истребительная часть. Впереди двигались два броневика, их задача, сблизившись рывком к границам аэродрома, не дать взлететь ни одному самолёту, уничтожая зенитчиков. Остальные, подойдя, доделают дело. И да, я сообщил генералу, что ставлю им задачу на уничтожение этой лётной части в полном объёме. Главное это личный состав, самолёты не так и важны. Тот меня сразу понял, и кивнул. Я же повёл вторую группу к аэродрому, где разместились штурмовики. Те самые «лаптёжники», что так беспокоили корпус Петровского. Не одного его, конечно, но я пока на него работаю. Вряд ли такие типы самолётов на одном аэродроме сосредоточились, но эта группа действует в той стороне, в зону которой входит и шестьдесят третий корпус, а я её командиру обещал помочь, вот и помогаю. Думаю, корпусу будет легче. Третья колонна, с грузовиками, двигалась за мной. Там немало лётчиков было, я планировал захватить аэродром, постаравшись побольше самолётов взять целыми, и загрузив в них раненых отправить к нашим. Перед этим одного пилота к штабу корпуса вышлю, пусть встретят, и нашему ПВО передадут чтобы встречали трофейные самолёты и не думали их сбить. Я в курсе что «лаптёжники» одномоторные самолёты с двумя членами экипажа, но если в кабину к стрелку по двое сажать, то по количеству захваченных самолётов сколько-то да вывезем командиров. Плюс сами лётчики, что мою идею горячо одобрили, уже составляли списки из тех, что смогут поднять трофейные штурмовики в воздух. Танкисты, а у меня было шесть тридцатьчетвёрок, тоже знали что им делать. Правда, аэродром неизвестно как обустроен, работаем по нему наугад, но я надеялся, что всё удастся.

Удалось, хотя немцы определённо нас ждали, видимо предупредить успели, но особо чего сделать те не успели, явно поздно сообщение получили. А так, пока мы двигались к своим целям, то помимо того охранного полка дозор уничтожил с десяток постов на перекрёстках, и охрану двух небольших мостов, потом те встречаться перестали, или из зоны контроля вышли, или убрали с нашей дороги. Однако, когда идущая на пределе скоростных возможностей наше бронеколонна нарвалась на плотный огонь зениток, мы всё же прошли через них как нож сквозь масло. Крупного калибра тут не было. Снесли оборону, расстреляв три самолёта что пытались взлететь, ещё с десяток с запушенными движками стояло, но экипажи их бросили, разбегаясь. Так что два танка встали на охране самолётов, остальные разбившись на пары и начали зачистку, что и сделали. После этого подали сигнал нашей третьей колонне, та что тыловая, с ранеными, и они подошли. Именно тогда я и получил ранение. Покинул танк, аэродром хорошо был подсвечен, горела разная техника на границах аэродрома, хотя сами самолёты особо и не пострадали, вот тогда я и свалился как подрубленный. И ладно бы какой немец засел в укрытии, такое вполне возможно, мы без пехоты, зачистку проводить некому, а из танка поди разгляди кого, особенно если противник на землю ляжет. Так нет, в тех трёх расстрелянных самолётах, что пытались взлететь, и сейчас горели, патроны рвались, вот одна трассирующая пуля и впилась мне. В общем, в задницу.

Сознания я не потерял, да и врачи из подъехавшей колонны среагировали с потрясающей скоростью, так что минимизировали последствия от ранения, и крови я не так много потерял. Каморку врача этой авиачасти тоже нашли, так что всё, что нужно у наших врачей имелось. Пока шла зачистка, сотня вооружённых командиров работала, а всего я вывозил четыреста шестьдесят три командира, две трети из ослабленных. После уничтожения охранного полка с захватом части техники, перевозить их стало куда легче, места больше свободного появилась, однако всё же командиров в бой я не бросал. А пока мне делали операцию, то что в задницу попали я всё же немного преувеличил, пуля впилась сбоку в левую ногу ниже ягодицы, пробив её насквозь, и пробила правую ногу навылет. В общем, кости не задеты, пуля впритирку к ним прошла, а вот мясо пострадало. Я даже лёжа на операционном столе, как единственный раненый в этом бою, успевал отдавать приказы. Лётчики, изучив авиатехнику, готовили машины к вылету. Врачи отбирали кого отправить из самых ослабленных. Одному лётчику, на аэродроме было три связных «Шторьха», я на карте показал где находится штаб шестьдесят третьего корпуса, велев от меня довезти рапорт. Его написали под мою диктовку, я расписался, пачкая бумагу кровью, и тот забрав трёх командиров, они весили мало из-за недоедания, и улетел. А чуть позже радисты передали, что на нашу волну вышел радиоузел штаба корпуса, там подтвердили, долетели парни, сообщив что ПВО предупреждено, даже наши ястребки встретят и доведут до аэродрома. Так что вскоре захваченные самолёты, двадцать семь из тридцати девяти, остальные повреждены обстрелом, поднялись в воздух и улетели. Лётчики оказались правы, чтобы вернутся к своим, они и на ступе улетят, не только на незнакомых для них машинах. На аэродроме только две летающих машины остались, те два «Шторьха». Один для меня готовили, я собирался покинуть немецкий тыл, делать мне тут больше было нечего, второй пока в резерве.

Тут и генерал подъехал, когда трофейные самолёты в воздух поднялись, уже час как рассвело, так что без проблем это сделали. Тот свой аэродром тоже уничтожил. Уловка с броневиками сработала, хотя сгорели оба, но дали возможность более медленным танкам сблизится и открыть прицельный огонь, ворвавшись на территорию. Я забрал списки погибших. В отличие от меня, у генерала погибло пятеро, трое из экипажей броневиков выжили, их готовились вывозить, все трое ранены были. Пригодился резервный «Шторьх». Да, Петровскому я сообщил о своём ранении и о выполнении приказа. По крайней мере два аэродрома со всем содержимым уничтожены, ещё два под вопросом, там другие бронегруппы сработать должны были. А так я ранен и возвращаюсь. Тот по рации подтвердил это моё решение, ожидает. Я к штабу полечу.

— Не скажу, что утро доброе, товарищ генерал, но я рад вас видеть, — сказал я, лёжа у медсанчасти на носилках, на животе, накрытый одной только простынёй.

— Как же тебя, старлей, так угораздило, а?

— Сам в шоке.

— Там командиры такие истории о твоём ранении рассказывают. И что тебе рикошетом от брони башни танка прилетело, и что в смотровую щель влетела, и там после многочисленных рикошетов тебе в заднюю часть попало. Хорошо Маринин отмахнулся, сообщил что тебя шальной пулей ранило от разорвавшегося боеприпаса в горевшем самолёте. Он сейчас в штабе части все бумаги гребёт. Те что мы на нашем аэродроме захватили ему тоже передают. Хочет вывезти.