Игорь Валериев - Поход [litres]

Не Шичэн глубоко выдохнул и, чтобы сбросить нервное напряжение, начал про себя читать мантру успокоения. Данное упражнение, которое он усвоил под руководством буддийского монаха, обучающего маленького Ши боевым искусствам, давало возможность обрести душевное равновесие, стабилизировать нервную систему, избавиться от тревоги и страха, очистить разум, принять верное решение. Но сейчас мантра не успокоила. В состояние медитации также не удалось войти. Мысли о событиях последних дней не давали обрести равновесие.

Когда Не узнал о захвате чужеземцами крепости Таку, то буквально впал в состояние крайней ярости. До четвертого июня он был сторонником порядка и спокойствия в Китае и поэтому отчасти был на стороне иностранцев. Генерал старался всеми силами не допустить восставших до столкновения с иностранцами и хотел полностью уничтожить всех ихэтуаней вокруг Тяньцзина, насколько это было в его силах. Но в последних числах из Тяньцзиня в сторону столицы выдвинулся иностранный отряд в количестве более чем две тысячи человек. В город же на следующий день прибыл ещё отряд чужеземцев, потом еще большое подразделение с пушками и пулемётами. Всё больше и больше иностранцев, несмотря на протест китайского правительства, появлялось в его родной провинции Чжили, и все они хотели идти дальше – на Пекин. Отдельные подразделения генерала Не под командованием опытных командиров сопровождали и контролировали все иностранные отряды, в бой не вступали, но и ихэтуаням не мешали осуществлять нападения на «заморских дьяволов». С взятием союзниками крепости Таку всё изменилось. Генерал понял, что его родина и столица в опасности, а он патриот своей страны.

Первым на своей шкуре изменения в настрое генерала испытал экспедиционный отряд адмирала Сеймура. Если до этого союзников сдерживали в продвижении разобранные восставшими железнодорожные пути и их же редкие нападения, то четвертого июня всё изменилось. Сборный отряд адмирала, который из-за нехватки воды двигался по берегу реки Пэйхо, впервые атаковали регулярные китайские войска. Этот бой заставил иностранцев остановиться и двинуться в обратный путь, так как почти четыре тысячи пехоты с двадцатью пушками и тысяча конницы преградили чужеземцам путь на Пекин. Через пять дней иноземцы добрались до Сику и, захватив арсенал, укрылись в нём. В Тяньцинь генерал их не пропустил. В самом городе все иностранцы были окружены в их сеттльментах, а все их попытки вырваться пресекались огнём. Ихэтуаням, которые устроили бойню в жилых кварталах Тяньцзиня, вырезая всех китайцев-христиан, включая детей, генерал не мешал. Как не мешал этим фанатикам нападать на иностранные концессии. Чем больше перебьют друг друга чужеземцы и восставшие, тем лучше для империи.

Для себя Не Шичэн решил, что в сложившейся обстановке его главная задача – не допустить продвижения иностранных отрядов к Пекину. При этом постараться нанести как можно меньший ущерб войскам чужеземцев, потому что ещё есть возможность мирно договориться с ними. Пора императрице Цзы Си наконец-то взяться за ум. Если она и князь Дуань, ведущий из-за своей политики цинскую династию в пучину гибели, сейчас не вступят в переговоры с иностранцами, то будет поздно! Иностранные войска снова возьмут и разграбят Пекин.

Именно поэтому генерал не уничтожил небольшой отряд чужеземцев, большинство которых составляли, как и Воронов, русские на станции Цзюньлянчэн. Не разгромил, а заставил отступить назад к Тонгку большой отряд иностранцев. Но сегодня обстановка вновь кардинально изменилась. Империя, а точнее, старая дура объявила войну коалиции.

«Что же делать? – в смятении метались мысли в голове Не Шичэна. – Если мне не пришлют подкреплений, то я не смогу удержать войска союзников, количество которых увеличивается по данным разведки в Таку каждый день. Присланные генералом Ли солдаты из крепости Бэйтан – капля в море. Беглецы из Таку деморализованы. Пришлось казнить с десяток, чтобы привести их в норму. Ещё этот сброд из восставших… Вот кого бы перевешал всех без исключения. А вместе с ними князя Дуаня с Дун Фусяном. Эти придурки напрасно воображают, что иностранцев будет так легко прогнать нашими новыми пушками из Германии. Я совершенно не понимаю, на что они в Пекине рассчитывают и что они там делают вместе со старой дурой. Великий Будда, сделай так, чтобы к власти вернулся император, который, по слухам, заточен на острове Лотосова озера в Пекине…»

Мысли генерала были прерваны громкими воплями и выстрелами. Не Шичэн взял в руки колокольчик и позвонил в него. Через несколько секунд в палатку вошёл адъютант и опустился на одно колено.

– Выясни быстро, что случилось, – мрачно произнёс генерал.

– Слушаюсь, мой господин, – поднявшись на ноги, офицер поклонился и выбежал из палатки.

Между тем шум в лагере усиливался, выстрелы участились. Рядом с палаткой генерала раздался стук копыт, и через мгновение перед Не припал на колено подтянутый и жилистый офицер в белой шапке грибом, с красной кистью и павлиньим пером, вручённым ему совсем недавно командующим Не за отличие в бою.

– Великий господин! Ихэтуани снова подрались с нашими солдатами. Те и другие стали стрелять друг в друга из ружей. Уже есть несколько раненых и убитых.

– Опять Чжан Лао? – с улыбкой, предвещающей мало хорошего, спросил генерал своего подчинённого.

– Да, мой господин! Этот «яйца ублюдка» обнаглел до того, что объявил себя самым главным в лагере и требует всех повиноваться себе, так как он послан Небом. Мало того, эта «обезьянья подстилка» потребовал, чтобы все добро, награбленное у христиан и иностранцев, солдаты несли прежде всего к нему.

Лицо Не Шичэна закаменело. Его темные, как маслины, глаза неподвижно уставились куда-то поверх головы офицера.

– Дин Ксу, месяц назад я вручил тебе перо павлина за проявленную смелость в бою… – Взгляд генерала опустился вниз и вперился в лицо подчинённого, после чего он процедил сквозь сжатые зубы: – Приведи Чжан Лао ко мне или принеси его голову.

– Слушаюсь, мой господин.

Дождавшись, когда офицер Дин покинет палатку, генерал поднялся на ноги и начал не спеша одеваться. Натянул сапоги, накинул белый с узорами, соответствующими его званию, халат, подпоясал его ремнем, пристегнул саблю. Револьверы брать не стал. Надев на голову белую шапку с красными шариком и бахромой, проверил, как легла на спину коса, и вышел из палатки.

Шум в лагере усилился. Раздалась барабанная дробь, запели трубы. Среди костров заметались тени. Потом эти тени одной волной пошли в северо-восточную часть лагеря. Стрельба сначала участилась, а потом стихла. Прошло около пятнадцати минут, и перед генералом, стоявшим перед входом в палатку в окружении адъютантов и четверки телохранителей, предстал возмутитель спокойствия.