Игорь Валериев - Поход [litres]

– И двести инъекций помогут это сделать? – хмыкнул я. – Ещё десять или пятнадцать излеченных не очень-то повысят показатели.

– Не волнуйтесь, Тимофей Васильевич, этот вопрос продуман. Сейчас мой помощник по лаборатории продолжает изготавливать пенициллин. Как раз удалось найти мецената. С помощью этих денег, думаю, получится изготовить около тысячи доз, а это уже не менее ста пациентов, – также твёрдо произнёс Павел Васильевич.

– Тимофей Васильевич, мы уже всё обсудили и решили. Просто нам необходимо разрешение использовать пенициллин при лечении раненых солдат. Это намного проще, чем индивидуально договариваться с врачами по каждому больному, – поддержала мужа бывшая знахарка. – А ваших пяти тысяч хватит на изготовление ещё большего количества пенициллина в ближайшее время. Думаю, для окончания испытаний этих денег окажется достаточным. Правда, я не знаю, когда мы их сможем вернуть, но вернём обязательно.

– Какие же вы упёртые, супруги Бутягины, – грустно усмехнулся я. – Договорились. Завтра или послезавтра выдвигаемся в Хабаровск. Там встречусь с генерал-губернатором Гродековым. Надеюсь, он поддержит ваш порыв и разрешит использовать пенициллин при оказании помощи раненым. Во всяком случае, приложу все усилия. А сейчас, Павел Васильевич, давайте сходим за документами к вам в номер, и я начну писать письма. Не буду терять время. Вы же вернётесь в ресторан и поужинаете с женой, а то заказ пропадёт. Завтра попробую получить от генерала Беневского разрешение на отправку документов фельдъегерской почтой и поездку в Хабаровск к губернатору. Всё же я в его ведение направлен для дальнейшего прохождения службы!

– Большое спасибо, Тимофей Васильевич, – чуть ли не хором произнесли супруги, один из которых шустро вскочил на ноги.

«Вам спасибо, что вы есть такие! – подумал я, поднимаясь из-за стола и следуя за Бутягиным. – А служить будете в Благовещенске, там во время осады много раненых было, но всё же поспокойней, чем в действующей армии. Или в Порт-Артур попытаться их направить, там сейчас много работы у врачей после событий в Таку и Тяньцзине. Наверняка уже кто-то с сепсисом есть. Да и дальше поток раненых будет большой. Только здесь на адмирала Алексеева выходить надо. Ладно, утро вечера мудренее. Сейчас надо подумать, что в письмах написать. А может, рискнуть и сразу императору письмо отправить?!..»

– Папа́, ты сегодня какой-то задумчивый и неразговорчивый, – Беневская-младшая, зайдя с этой фразой в кабинет отца, грациозно пристроилась на подлокотнике кресла, в котором сидел генерал, и обняла его за шею.

– Устал, Машенька, на службе дел много было, – ласково ответил Беневский, довольно улыбаясь.

– Нет, всё-таки ты какой-то сегодня не такой. Очень серьёзный и в то же время будто бы в облаках витаешь. Даже мама́ обеспокоилась.

– И направила тебя ко мне узнать, что случилось?

– Нет, мне самой интересно! Давай рассказывай.

– Хорошо, слушай, моё солнышко. Во всём виноват капитан Аленин-Зейский, познакомивший меня сегодня с супругами Бутягиными.

– И чем же они тебя так озаботили, папа́?

– Понимаешь, доченька, не каждый день встречаешь людей, знакомство с которыми будешь потом вспоминать всю жизнь.

– И что же такого совершила данная супружеская пара, что ты целый вечер в каких-то раздумьях?

– Если поверить всему тому, что они рассказали, то титулярный советник вместе со своей женой изобрели лекарство, которое поможет вылечить очень многие заболевания. Во всяком случае, им удалось с помощью инъекции этого препарата вытянуть, можно сказать, с того света нескольких больных с крупозным воспалением легких и сепсисом в тяжёлой форме, – генерал потрепал дочь по руке. – От тех больных отказались врачи, так как не могли предложить лечения, а это новое лекарство помогло. Представляешь?!

– А капитан здесь при чём? – поинтересовалась Мария, и её щёки предательски вспыхнули, но отец этого видеть не мог.

– Он оказался старым знакомым Бутягиной, которая в станице, откуда родом Тимофей Васильевич, была знахаркой. Несколько раз Аленин-Зейский был её пациентом. Последний раз, когда закрыл собою от пули наследника престола.

– Так это не сказки, папа́?

– Нет, доченька, не сказки. Слухи о Ермаке-Аленине – это несколько преувеличенные описания того, что действительно совершил этот молодой офицер. Любит народ приукрасить своих героев.

– Тоже мне, молодой… Полголовы седых волос и взгляд как у старика.

– Он тебе не понравился? – спросил генерал и попытался повернуть голову, чтобы посмотреть в лицо дочери, но та не дала ему это сделать, прижавшись щекой к макушке отца. – Ого! Значит, понравился, раз не даешь посмотреть на себя…

– Папенька, не выдумывай. Он не в моём вкусе… – Мария потихоньку дунула в ухо отцу, как это делала с детства, когда делилась своими тайнами.

– А кто же в твоём вкусе? Неужели Викентий Петрович?

– Скажешь тоже, папа́! С манерами у него, конечно, куда лучше, чем у твоего Аленина, но я его терплю только из-за того, что он твой адъютант.

– Да уж, сравнить этих офицеров тяжело, всё равно что болонку с волкодавом. Своего адъютанта, если честно, терплю только из-за того, что мой старый друг и сослуживец за него просил. Так бы давно в какой-нибудь полк отправил, чтобы узнал, что такое настоящая служба, – Беневский грустно улыбнулся, а потом с хитринкой спросил: – Но что-то я не понял насчёт манер?! А как же твои взгляды об улучшении жизни простого народа?! Как ты с ним общаться собираешься, если у Аленина манер вообще нет?

– Да ладно тебе, папа́, – Мария залилась краской и уткнулась носом в макушку отцу. – А чего от тебя хотели Бутягины и Тимофей Васильевич?

– Капитан испросил разрешение воспользоваться фельдъегерской почтой для отправки результатов исследований Бутягиных цесаревичу, графу Воронцову-Дашкову и фон Рамбаху, а Бутягины попросили устроить их на воинскую службу в госпиталь и разрешить использовать их лекарство при лечении.

– Что же Тимофей Васильевич самому императору не стал писать? – язвительно произнесла Мария.

– Дочка, его императорскому величеству и я бы не решился написать напрямую. Аленин-Зейский очень рискует, перепрыгивая через головы многих начальников. Он в первую очередь офицер и должен соблюдать устав, субординацию.

– Но он же у тебя спросил разрешения. А ты разрешил?

– Рискнул, дочка. Когда видишь перед собой трёх человек, готовых пожертвовать своим положением, благополучием, жизнью ради других людей, то хочется хоть немного к ним присоединиться.

– А Бутягины чем же рискуют? Если их лекарство примут, они станут знаменитыми, да и на карьеру и жалованье господина Бутягина это повлияет благотворно.