Александр Харников - Турецкий марш [litres]

– Не буду вам лгать, ханым эфендим, что у нас нет ракии. Ее делают не только болгары, но и мы, турки, хоть в Коране это и запрещено. И… еще раз спасибо вам. Да хранит вас Аллах! А пока наши жены приготовили для вас и ваших людей скромный обед.

– Увы, эфендим, мы люди военные, и нам срочно нужно продолжать путь. Надеюсь, что после достижения мира мы сможем насладиться вашим гостеприимством.

– Тогда, ханым эфендим, позвольте вам выдать немного продовольствия в дорогу. И да хранит вас всех Аллах!

Все-таки турки не янки – у наших северных соседей «немного продовольствия» не хватило бы и на закуску. А турки нам всучили казан жареного мяса и второй с тушеными овощами, ящик с виноградом, несколько арбузов и целый мешок свежевыпеченного лаваша. Я приложила руки к сердцу и поклонилась имаму Наср-эд-дину, он благословил нас, и мы отправились дальше на Варну.

Пожевав немного мяса с лавашом, мы с Сашей бросили монетку. Ей досталась первая смена. Усталая, я улеглась на свою койку, взяла в руки гроздь винограда и подумала, что какое-никакое, но одно доброе дело мы уже совершили.

И все было бы хорошо, если бы не этот негодяй Ник. Говорила я ему: «Тебе надо в госпиталь», а он только смеялся и отшучивался, дескать, голова и руки на месте – значит, воевать могу. А еще он требовал, чтобы я все бросила и вернулась в тыл. Нет уж, дудки, пусть я не русская по крови, но Россия теперь мой дом, и я сделаю все для своей новой родины. А насчет Ника… как говорила Скарлетт в «Унесенных ветром», «завтра будет новый день», и все, с Господней помощью, устроится. Ведь я, к сожалению, люблю этого дурака-янки всем сердцем и всей душой.

– Аллочка, вставай! Твоя очередь, – услышала я Сашин голос. – Значит, я все-таки заснула…

Вскочив и быстро одевшись, я быстро схрумкала пару кусочков арбуза, уже порезанного и лежавшего на тарелочке, после чего пошла к пациентам. Турок так и лежал в забытье, тогда как противный англичанишка, увидев меня, неожиданно произнес:

– Простите меня, мисс. Я очень плохо себя вел.

– Ничего, больной, бывает, – я устало ему улыбнулась.

– Только я не англичанин, а ирландец, пусть и английского происхождения. Правда, живу сейчас в Англии. Точнее, жил. Хотя, конечно, рассчитываю вернуться домой. Итак, мисс, позвольте представиться: Вильям Говард Рассел, корреспондент газеты «Таймс».

– Мейбел Катберт, из Саванны, штат Джорджия. Медсестра.

– Скажите, как американка могла оказаться среди этих варваров?

– Господин Рассел…

– Умоляю вас, зовите меня Вильям. Либо Билл.

– Так вот, Билл. Почему вы уверены, что русские – варвары?

– А вы слышали о трагедии «Герба Мальборо» и о жуткой судьбе Альфреда Спенсера-Черчилля?

– Не только слышала… Билл, я была на «Гербе Мальборо». Именно этот напыщенный индюк Альфред и потребовал, чтобы мы подошли слишком близко к Бомарзунду.

– И яхту сразу же обстреляли русские.

– Не русские, а французы из их экспедиционного корпуса. Точнее, какой-то поляк, служивший у французов. Да, погибли все, кроме меня, моего брата и Альфреда. Русские же нас выловили из моря и вылечили.

– Но Альфреда они пытали, отрезали ему руку…

– Кто это вам рассказал?

– Но, мисс Мейбел… В «Таймс» и в других газетах публиковались статьи, написанные лично им, либо нашими журналистами с его слов. Да, он еще писал, что ему чудом удалось бежать из русской тюрьмы, а двое американцев до сих пор томятся в застенках, если их, конечно, еще не увезли в страшную Сайбирию.

– Так вот, Билл, двое американцев, о которых рассказывал этот врунишка Альфред, – это мой брат Джимми Катберт и я. Мой брат сейчас преподает английский в Императорском Елагиноостровском университете – у него была сломана нога, и он пока не может воевать, – а я, как видите, уехала сюда. Добровольно. Ведь русские вылечили всех троих: Альфреда, по чьей вине мы все оказались в этом положении, Джимми и меня. А на совести Альфреда несколько жизней: моего кузена, Алджернона Худа…

– Алджи – ваш кузен? Соболезную…

– И, кроме него, Виктории Худ, сестры Алджи, Дианы Спенсер, кузины Альфреда, команды яхты, прислуги… И все из-за тупого упрямства одного английского аристократа, который теперь распространяет по всему свету вранье и небылицы.

– Так что, выходит, что его и в тюрьме не держали?

– В какой еще тюрьме? Он был в русском госпитале, который, можете мне поверить, весьма комфортный. Ведь даже этот фургон вполне удобен для больных и раненых…

– Да, действительно, мне приходилось лежать в дублинской и в лондонской больнице – у вас и чище, и питание лучше.

– Именно так. Альфреда вылечили и, как только он высказал желание отправиться домой, посадили на корабль, идущий в Копенгаген. Далее я не знаю. А захотел он уехать потому, что я не приняла его предложения руки и сердца.

– Кстати, насчет Копенгагена. Русские же его захватили, убив кучу народа… я уже находился в Османской империи, но мне прислали номер «Таймс», где об этом подробно писали.

– И это неправда. Мои родители как раз заглянули в Копенгаген по дороге в Америку. Обстреляли город англичане, и папу сильно покалечило. А когда на следующее утро в город вошел русский флот, их встречали как героев – а над английскими пленными пытались совершать самосуд, и если бы не русские войска, то вряд ли многим из них удалось бы выжить. Русские врачи спасали жертв обстрела, в том числе и моего отца, и он теперь долечивается в Петербурге.

Вильям посмотрел на меня с изумлением, потом сказал:

– Мейбел, я вот подумал… а мне можно будет потом, когда кончится война, посетить Петербург? Похоже, многое из того, что у нас писали, действительно неправда. Вижу это уже по тому, как поступили со мной и с другими несчастными, которым не посчастливилось оказаться в турецком лазарете. Вот я и хотел бы увидеть все своими глазами и написать пусть не истину в последней инстанции – это, знаете ли, невозможно, – но хотя бы нечто максимально приближенное к правде.

– Я спрошу у начальства, Билл, и дам вам знать. Я этого, как вы, наверное, понимаете, не решаю.

– Спасибо! И последний вопрос. Вы отказали Альфреду потому, что у вас было… другое предложение?

– Не только поэтому. Но да, я помолвлена.

– А он русский?

– Он тоже американец. Но русского происхождения. Журналист, как и вы, а еще служит сейчас в русской армии.

– Очень жаль, – грустно улыбнувшись, произнес Билл. – Ну ладно, тогда я был бы счастлив, если бы вы и ваш жених согласились на мою дружбу… Тем более что он – мой коллега по цеху.

18 (6) ноября 1854 года.

Лагерь русской армии у крепости Карс.

Мичман Бибиков Николай Евгеньевич, снайпер Гвардейского Флотского экипажа