Павел Иванов - Грани веков [СИ]

На открывшейся перед ними поляне притаилась покосившаяся изба. Судя по поросшим мхом бревнам и наглухо закрытыми ставнями окнам, жилище выглядело давно заброшенным, однако, Беззубцев насторожился.

— Что-то не то… Схожу-ка погляжу, вы ждите здесь покуда.

С этими словами он растворился в тенях между деревьями.

— Лучше бы, все-таки, к нашей машине пошли, — пробормотал Евстафьев, поглаживая холку лошади. — Там хоть в тепле сидели бы.

— Ничего, Михалыч, — пробормотал Ярослав. — Еще вернемся.

Чьё-то покашливание сзади заставило их обоих резко повернуться.

На них смотрели два пистолетных дула.

— Покорнейше прошу извинить, но должен предупредить, что стреляю я метко, — хрипло произнес человек в надвинутой на глаза меховой шапке. — Извольте привязать лошадей вон к тем деревьям…

Опешившие от неожиданности, Ярослав и Евстафьев молча повиновались.

— Хорошо… А теперь соблаговолите проследовать в хату. Прошу, не смущайтесь.

«Прав был Беззубцев!» — пронеслось в голове у Ярослава. — «Кстати, куда он запропастился?!»

Войдя следом за Евстафьевым в избу, он зажмурился, когда, в полной темноте внезапно вспыхнули искры.

На столе в центре комнаты загорелась свеча, следом — другая. Лохматый кривой бородач, в тулупе на голое тело, сквернул щербатой улыбкой и зажег третью.

В их разгорающемся свете Ярослав с изумлением увидел Ирину, сидящую на лавке с кляпом во рту и связанными руками.

— Ира! — воскликнул он.

Кулаки его сжались, забыв об осторожности, он обернулся к человеку с пистолетами, сопровождавшего их.

— Вы за это ответите! — выдохнул он.

Человек усмехнулся и убрал пистолеты за пояс.

— На том свете все ответим, — равнодушно бросил он. — Присаживайтесь, гости дорогие. Афоня, развяжи девицу.

Ярослав узнал его — бывший подручный Годунова, работавший на Шуйского, кажется, его называли Мухой.

— Что все это значит?! — вмешался Евстафьев. — Кто вы?

— А вот это, — сказал Беззубцев, появляясь в дверях, — лучше сначала объясните вы.

Следом за ним в комнату вошла женщина, при виде которой Ярослав вспомнил ночных визитеров Шуйского — она была одной из них!

— Чего вы хотите? — выкрикнула Ирина. — Зачем меня похитили?!

— А зачем ты, царевна, полезла в тюрьму меня спасать? — прищурился Беззубцев. — Виданное ли дело!

— Видимо, напрасно! — огрызнулась Ирина, растирая затекшие руки. — А ты! — она перевела взгляд на одноглазого. — Я тебя пожалела!

— И за то, царевна, премного благодарен тебе! — осклабился кривой.

— Буде, царевна, — усмехнулся Беззубцев. — За свой полон еще спасибо скажешь со временем — считай, что за услугу тебе отплатили.

— Это чем же, интересно? — взвилась Ирина. — Напали из-за угла, перебили охрану, мешок вонючий на голову накинули…

— Насчет мешка — это ты зря, царевна, — заметил одноглазый. — Чистый мешок-то был…

— Себе на башку его напяль! — огрызнулась Ирина. Она выпрямилась во весь рост, глаза её гневно сверкали. — Вы что, совсем ополоумели?! Вас поймают и колесуют всех! Я — царская дочь! Немедленно отпустите нас!

Беззубцев хохотнул. — Поймают, говоришь? Ну-ну. Поумерь пыл, девица — ты не в царских палатах ныне.

Он посерьёзнел. — А теперь знать хочу — за каким лядом вы меня вытащить из острога вздумали? Ты, например, — он кивнул на Ярослава, — откуда вообще взялся? Сначала в подземный ход за мной увязался, из-за тебя, опять же, стрельцы меня схватили, а теперь, вот, спасать пришел? Как ты вместо тюрьмы в царские палаты попал? Зачем в Путивль рвешься? Времени у меня в обрез, так что ежели начистоту все сейчас выложишь, про то, как Годунов тебя нанял да следить за мной приставил, то порешим тебя быстро и без мучений. А иначе — поверь, я не хуже симеоновых умельцев пытать умею.

Ярослав лихорадочно соображал. Сказать правду? Все равно не поверит. Любой легенде — тоже.

Муха кашлянул.

— Ты, Юшка, погоди грех на душу брать. Не из Симеоновых людей попутчик твой непрошеный, это я тебе точно скажу. И вообще — не из местных…

Он метнул на Ярослава странный взгляд.

— Блаженный он, вроде как. Андрейка, юродивый, его за своего признал, и тем от дыбы избавил. Оттого и царевна к нему расположение имеет, потому как благочестива и сердцем чиста. Третьего дня его у разбойников Ляпунов отбил, вместе с царевной и дохтуром свейским, у него же он в услужении был. Вон, Афоня тебе подтвердит.

— То правда чистая, — закивал одноглазый. — Истинный крест!

— Ну, положим, — Беззубцев нахмурился. — А от меня-то чего ему надобно?

— Так он же у Шуйского в аккурат в то время был, когда стрельцы нагрянули, — пояснил Муха. — Вот вместе с тобой и убёг.

— Убёг, — проворчал Беззубцев. — Как же… Ну и зачем тебе в Путивль, блаженный?

— К Димитрию на службу поступить хочу, — сказал Ярослав. — Говорят, он подлинный царевич.

— Говорят? А сам-то как думаешь?

— Не знаю, — искренне признался Ярослав. — Вот, посмотрю, тогда и пойму.

— А уверен, что посмотришь-то? — опять сощурился Беззубцев. — Блаженный ты, иль нет, а все одно мне покамест милее тебя тут в овражке оставить.

— Попробуй только! — с вызовом произнесла Ирина.

— Решать, конечно, тебе, — осторожно сказал Ярослав. — Только пока вреда тебе от нас не было — в подземелье, правда, стрельцов на тебя навел, признаю. Но то нечаянно получилось. Крест твой я сохранил, и вину перед тобой загладил. И, кстати, как нога?

Беззубцев хмыкнул. — Для блаженного уж больно ты складно рассуждаешь, — заметил он. — Не скажу, что убедил ты меня, но, пожалуй, дам тебе возможность доказать свою верность. Поедете покуда с нами, там видно будет. Но ежели хоть малейший повод ты, или кто другой дадите заподозрить в чем — считай, покойники оба с конюхом твоим. Уразумел?

Ярослав кивнул. — А что с царевной? — спросил он. — Ей в Москву к отцу нужно — отпусти её.

Беззубцев осклабился. — Ты свою шкуру, считай, взаймы пока носишь, а уже торговаться вздумал?

Он глянул на Ирину.

— А тебе, девица, скажу так: либо едешь с нами и делаешь, что велят, либо хоть сей же час гуляй на все четыре стороны.

— То есть как? — опешила Ирина.

— А так, — Беззубцев зевнул. — Я ведь не солгал, царевна, когда говорил, что услугу тебе оказали. Беспокойно в Москве со дня на день будет, очень беспокойно. И лучше бы тебе в такое время от нее подальше оказаться. Про отца — забудь. Не жилец он — его не спасешь, и себя погубишь.

Ирина, побледнев, переглянулась с Ярославом. Оба подумали про оставшегося при царе Когана.

Ярослав искренне молился про себя, чтобы слова Беззубцева были блефом, но тот выглядел серьезным.

— В любом случае, — продолжил он, — возиться с тобой мне нынче недосуг, так что либо на Путивль с нами поедешь, либо сама пешком до Москвы топай. Если дойдешь, конечно — места-то глухие, а времена — смутные.