Павел Иванов - Грани веков [СИ]

Этот ночной марш-бросок дался Ярославу едва ли не тяжелее, чем скачка. Идти приходилось почти в темноте, буквально на ощупь. Поленица возглавляла отряд, следом, наваливаясь на палку, шагал Беззубцев. То ли подействовало лекарство, то ли его средневековый организм был двужильным, но Ярослав едва поспевал за ним. Позади слышалось дыхание Ирины и приглушенные голоса Евстафьева и одноглазого, о чем-то беседовавших по дороге. Замыкал процессию Муха.

— Ярик, — тихо сказала Ирина. — Ты уверен, что нам все еще нужен Путивль?

— Не знаю, — признался Ярослав. — Но какие еще есть варианты? Сидеть во дворце? Ты же слышала, что сказал Безубцев.

— А по-моему, он просто берет на понт. — Ирина выругалась, споткнувшись о корень. — В Кремле полно стрельцов, там в любом случае безопаснее, чем в лесу с этой… поленутой.

Ярослав с сомнением покачал головой. — В Москве явно что-то затевается, — сказал он. — Беззубцев с поленицей не просто так приходили к Шуйскому. В любом случае, у нас сейчас нет другого выхода — без них мы не выберемся из леса.

— Бесит меня эта баба, — пробормотала Ирина. — Представь, она Сильвера вырубила!

— Сильвера?

— Ой, ну этого, Ляпунова, — Ирина вздохнула. — У меня уже все в голове перемешалось. Знаешь, мне иногда кажется, что я и в самом деле Ксения, а вся моя жизнь до того, как попали сюда мне приснилась… Странно, да?

— Нет, — Ярослав поёжился. — У меня такое тоже было, когда проснулся там, в нашем времени, только измененном. Тот сумасшедший, Хронин, называл это схизисом.

— Шиза, то есть, — мрачно резюмировала Ирина. — Да, тут свихнуться недолго.

Уже начинало светать, когда они вышли к речушке, протекавшей по дну глубокого оврага. Вода в нем казалась черной.

— Надеюсь, мы же не полезем вниз, — простонала Ирина, глядя, как поленица внимательно осматривает склон. — Нет, даже она не может быть настолько отмороженной!

Тем не менее, им действительно пришлось спускаться по скользкому, почти отвесному склону, цепляясь за кусты и траву.

Потом, к еще большему негодованию Ирины, поленица настояла, чтобы они перешли речку вброд, и еще шли вдоль берега по воде. Наконец, когда Ярослав уже не чувствовал уже под собою ног, наконец, они остановились в небольшой лощине, укрытой ветвями деревьев.

Ирина со стоном опустилась на покрытую прошлогодней листвой землю. Кое-где еще виднелись чернеющие островки талого снега. Поленица ножом копала землю, Беззубцев сбросил с плеч сумку и уселся сверху.

— Стало быть, привал, — сказал подошедший Евстафьев.

Муха и одноглазый отправились собирать хворост.

— Что она там роет? — ядовито спросила Ирина. — Клад надеется найти?

Евстафьев глянул на неё озадаченно. — Так для костра ж!

Ирина махнула рукой. — Забей, Михалыч…

Ярослав сосредоточил внимание на поленице. За все время у него не было возможности толком разглядеть её — она всегда держалась особняком, поодаль, пряча лицо под капюшоном. Правда, он видел ее у Шуйского, но издалека и сверху.

Сейчас капюшон был откинут и короткая тугая коса отливала золотом и серебристыми нитями седины в лучах восходящего солнца.

Прядь волос выбилась на покрытую татуировкой щеку, и женщина мотнула головой, смахивая её в сторону.

При этом она встретилась — впервые за все время — взглядом с Ярославом, и он вздрогнул.

Поленица замерла, на лице ее на секунду возникло странное выражение, которое тут же исчезло, она резко отвернулась.

Ярослав не сразу понял, что Ирина обращается к нему с каким-то вопросом. Он ответил что-то невпопад, медленно приходя в себя. Сердце колотилось, в голове билась мысль о том, что это невозможно. Однако, в памяти стояло выражение испуга и ненависти в знакомых до боли зеленых глазах.

— Ярик, ты в порядке? — Ирина толкнула его локтем в бок. — Спишь, что ли?

Он растерянно уставился на неё, потом на костёр, весело плясавший в яме.

— Да, задремал что-то, — пробормотал он.

— Идите, погрейтесь, — бросил Беззубцев. Он вытащил из мешка половину каравая, несколько луковиц и подернутый плесенью кусок сыра.

— До вечера здесь заляжем, после двинемся на Подол. Там лошадьми новыми разживемся, и по старому тракту на Серпухов.

Говоря это, он бросил взгляд на поленицу, но та, казалось, была погружена в свои мысли, сидя чуть поодаль от всех, уставившись в огонь.

— По большаку-то быстрей будет, — заметил одноглазый, насаживая луковицу на прут.

— Быстрей поедем — быстрей словят, — отозвался Муха. Он взболтал флягу, прислушиваясь к звуку и поднес ее к губам. — Спешка нам ни к чему. Опять же, по большаку войско пойдет к Кромам.

Беззубцев кивнул. — Да, на большак, мыслю, до самой Тулы соваться не след. А далее — поглядим.

— Мясца бы пожрать, — вздохнул одноглазый. — Можа, поохотиться пока стоим, а, Юшка?

Он вынул подрумянившуюся луковицу из огня и с хрустом раскусил.

— Успеешь брюхо набить, Афоня, — буркнул Беззубцев. — Неровен час, самого подстрелят.

Он, морщась, растирал больную ногу. — Лекарь! У тебя еще твои снадобья остались, которыми ты жалишь? Полегче было вроде, а сейчас, вона, обратно распухла и ноет.

Ярослав сделал ему еще одну инъекцию диклофенака, заменил повязку.

Ирина к еде не притронулась и всю трапезу просидела молча, обхватив колени руками.

Для отдыха вокруг костра навалили лапника, от прогретой земли шел пар. В костер сунули комель лежавшего неподалеку березового ствола, береста шипела и стреляла искрами.

Солнце уже поднялось высоко, и, растянувшись на пахнувших смолой ветках, Ярослав незаметно задремал.

Огонь пожирал стены, гудящее пламя с треском взвивалось жадными языками, лизало потолок, вырывалось наружу из окон. Он нестерпимого жара трескалась кожа, одежда на нем начала дымиться и тлеть. Он задыхался, несмотря на пропитанную водой тряпку, через которую старался дышать. В кромешном дыму он двигался наобум, едва не попав под обрушившуюся балку.

Раскаленные угли под ногами прожигали худые лапти. Еще немного, и он потеряет сознание от жара и удушья. Где же эта тварь?

До него донесится слабый, едва различимый среди завывания огненного шквала писк. Ризница!

Он вваливается туда, опускается на четвереньки — так легче дышать. Где же ты?

Маленький серый комочек под лавкой отчаянно пищит, забившись в угол. Котка обезумел от страха и пытается укусить руку, схватившую его за шкирку.

Он прячет его за пазухой, и тот немедленно впивается когтями в грудь.

Это придает ему сил — зажмурившись, он бросается сквозь пылающий огонь к распахнутому окну.

Переваливается через подоконник и падает, падает в темноту…