Павел Иванов - Грани веков [СИ]

— Ну, значит, у тебя есть возможность увидеть родные пенаты в семнадцатом веке, — бросила Ирина.

Ярослав промолчал. У него было странное чувство, словно он действительно вернулся в родные места, вот только ощущения эти были не связаны с жизнью в двадцать первом веке.

Что-то накатывало на него, какие-то разрозненные обрывки воспоминаний крутились в голове, но стоило сосредоточить на них внимание, как они ускользали.

— Кузня! — подал голос шедший впереди Муха.

Приземистая бревенчатая постройка, казалось, вросла в землю давным-давно. Из трубы на крыше валил густой дым, дверь в кузню была распахнута настежь, оттуда доносились звуки ударов молота по железу.

Кузнец, обнаженный до пояса, стоял у наковальни, спиной к дверям. Под мокрой от пота спине с каждым взмахом руки перекатывались мускулы; длинные седые волосы, перехваченные кожаной лентой рассыпались по плечам.

— Отец! — окликнул его Беззубцев. — Бог в помощь!

Кузнец опустил молот и обернулся. Ярослав с удивлением понял, что он был стар, возможно — очень стар.

— Кто здесь? — голос, глухой и слегка надтреснутый, гулко отдавался под закопченным сводом кузни.

— Свои, отец, — ухмыльнулся Афоня. Он крутил головой, разглядывая развешенные на стенах подковы, топоры и лезвия кос.

— Путники мы, — Беззубцев вглядывался в покрытое морщинами лицо старика. — Вот, ищем, у кого бы коней купить можно.

— Точно не у меня, — кузнец повернул голову в сторону Беззубцева, и Ярослав увидел, что он слепой — глаза были затянуты мутными белесыми пленками. — Подковать — могу, а продать — не обессудь.

— А знаешь кого, кто продает? — спросил Муха.

Кузнец пожал плечами и снова взялся за молот. — Какие уж нынче кони, — промолвил он. — Последнюю, почитай, скотину, под нож извели — собак, и тех не осталось. Вон, в Добрятино, разве что…

Он осёкся.

— Добрятино? — переспросил Беззубцев. — Далеко это отсель?

— Версты три по Пахре будет, — неохотно отвечал кузнец. — Посад там.

— А посадник кто? — поинтересовался Муха.

Кузнец насупился. — Дьяк царский. Вы уж извиняйте, люди добрые, у меня железо стынет…

— Погоди, отец! — Беззубцев снял со стены кованый нож и крутил в руках. — Нам бы прикупить кой-чего у тебя…

Кузнец насторожился.

— Саблю бы добрую, — продолжал Беззубцев, — да ножей крепких.

Старик затряс головой. — Нет у меня оружия! И на продажу — ничего!

— Да ты что, дед? — удивился Беззубцев. — Сам же говоришь — жрать нечего, а от деньги отказываешься?

— Уж не обессудь, служивый, — промолвил кузнец, — а токмо ничем тебя выручить не могу.

— Да что за деревня у вас тут! — раздраженно воскликнул Беззубцев. — Ни людей, ни коней, ни торга!

— Деда! — звонкий голос, раздавшийся с порога, заставил Ярослава обернуться.

В дверях застыла девушка, уставившись на гостей широко раскрытыми глазами, в которых плескался ужас. В руках она держала глиняный кувшин.

— Марья! — голос кузнеца дрогнул. — Ты зачем здесь?

— Воды… принесла, — едва слышно пролепетала девушка, переводя взгляд с одного мужчины на другого.

Беззубцев криво усмехнулся и положил нож на место. — Не бойся, девка, — сказал он. — Мы тебе зла не сотворим.

Девушка заморгала. Взгляд ее остановился на Ирине и глаза удивленно расширились.

— Я и не боюсь, — робко промолвила она. — Я то напугалась, что подумала — псы…

— Марья! — на этот раз в голосе кузнеца отчетливо прозвучали нотки страха. — Ступай к себе!

— Псы? — настороженно переспросил Муха. — Что за псы такие?

— Да то собаки у нас бродячие стаями бегают, — торопливо сказал кузнец. — Боится она их дюже.

— А говорил — даже псов не осталось, — напомнил Беззубцев.

— Знаете что, — не выдержала Ирина, — пойдемте уже отсюда, а? Что вы пристали к человеку?

Беззубцев кинул на неё тяжелый взгляд, но Муха, кашлянув, подхватил его под руку. — И то верно, Юшка, — сказал он негромко. — Пошли, что нам здесь время терять.

— Ярик! — окликнул его Евстафьев. — Ты чего там застрял?

Ярослав вздрогнул. — Иду! — отозвался он.

При звуке его голоса, кузнец повернул голову и уставился на Ярослава незрячими глазами.

— Ярик? — пробормотал он.

У Ярослава перехватило дыхание.

— Дядька Булат? — вырвалось у него неожиданно для самого себя.

Теперь уже явственно вздрогнул кузнец. — Свят, свят, свят! — проговорил он, осеняя себя размашистым крестом. — Свят, свят…

Лицо старика побледнело, он отступил к наковальне и выронил молот из руки.

За спиной Ярослава испуганно вскрикнула Марья.

Ярослав попятился, волоски на его шее встали дыбом, на секунду у него перехватило дыхание, в висках вспыхнула боль.

Развернувшись, он бросился к выходу, и выскочил во двор, налетев на Евстафьева и чуть не сбив того с ног.

— Что с тобой? — удивился тот.

Ярослав помотал головой. На воздухе он почувствовал себя намного лучше — тошнота отступила, боль в висках угасала. Но в голове билась мысль, заставлявшая сердце взволнованно колотиться — откуда он мог помнить имя кузнеца?

Беззубцев и Муха о чем-то вполголоса совещались. Казалось, Беззубцев с чем-то спорил, наконец, они ударили по рукам, Муха полез за пазуху, вытащил кошель, и отсчитал Беззубцеву несколько монет.

— Конюх, — обратился Муха к Евстафьеву, — пойдешь со мной. И ты, Афоня, пожалуй. Ежели и впрямь во всей деревни лошадей не сыщем, наведаемся в посад. А вы ждите нас в корчме, да сидите тихо; коли удастся, то снеди в дорогу какой прикупите.

На лице одноглазого было написано, что он гораздо охотнее наведался бы в корчму, но он лишь пожал плечами и кивнул.

Евстафьев, напротив, казался довольным тем, что его воспринимают, как специалиста.

Беззубцев тоже явно повеселел и на лице его, пожалуй, впервые, появилась довольная улыбка.

— Ну, блаженный, давай, шевелись! — благодушно скомандовал он. — Корчму брать штурмом будем! Царевишна, вишь, по разносолам истосковалась!

— Идиот! — прошипела Ирина.

— Потише, Юшка! — одернул его Муха. — Смотри, не сболтни там лишнего!

— Не суетись, чернильная душа, — беззаботно отмахнулся Беззубцев. — Да не забудь оружие мне какое-никакое найти!

Корчма находилась на самом отшибе, приземистая постройка, к которой примыкали подсобки и конюшня.

— Тут, глядишь, и лошадей сторгуем! — обрадовался Беззубцев.

Однако, двор пустовал и из конюшни также не доносилось ни звука.

Внутри корчмы стояло несколько столов и лавок вдоль них. На скрип двери откуда-то из недр залы вынырнула женщина, лет сорока, окинувшая их недоверчивым хмурым взглядом.

— Чего вам? — нелюбезно осведомилась она, вытирая руки о замызганный передник.

— Гости к тебе, хозяюшка, — подмигнул ей Беззубцев. Он перекинул ноги через лавку и, усевшись, махнул ей рукой.