Владимир Панин - Жаркое лето сорок второго [litres]

– Севастополь должен быть изолирован! В противном случае не мы перемелем его гарнизон, а он нас, – гневно бросил Манштейн вытянувшимся в струнку военным. Энергетическое воздействие начальства на подчиненных всегда было действенным методом. Переполненные энтузиазма, ответственные за блокаду Севастополя офицеры приступили к работе и уже утром смогли порадовать генерала приятными новостями.

Первыми отличились моряки. Их стоявшие в Ялте торпедные катера сумели потопить на подступах к Балаклаве две шхуны и баркас, груженный боеприпасами и продовольствием. Конечно, куда более приятным известием было бы сообщение об уничтожении более крупного корабля, но и это обрадовало генерала. На безрыбье и рак рыба, а на бесптичье и попа соловей.

Вслед за моряками о своей удаче доложили Манштейну и летчики. Согласно их победному донесению был поврежден и уничтожен крупный транспортный корабль русских, везший в Севастополь боеприпасы, людское пополнение, и в этом было горькая доля правды. Из-за разгильдяйства и безответственности некоторых товарищей из штаба адмирала Октябрьского теплоход «Абхазия» был выпущен из Туапсе с большой задержкой, в результате чего подошел в район Севастополя в светлое время суток. Более того, вместо двух кораблей прикрытия его сопровождал один сторожевик, что было грубым нарушением инструкции, утвержденной членами Военного совета Крымфронта.

Первый раз транспорт подвергся атаке четырех истребителей противника в районе мыса Форос. Однако благодаря своим зенитным установкам и пулеметам сторожевика, ему удалось отразить все атаки противника без серьезного ущерба. В результате грубой ошибки капитана обнаруженная врагом «Абхазия» не попыталась укрыться в Балаклаве, а продолжила движение в Севастополь. На траверзе мыса Херсонес транспорт атаковала восьмерка «юнкерсов» вместе со звеном истребителей. Благодаря вовремя поднятой в воздух авиации прикрытия, а также самоотверженной работе зенитных расчетов мыса Херсонес, противник не смог потопить «Абхазию». С многочисленными пробоинами и повреждениями она вошла в Камышовую бухту, где встала под разгрузку.

На добивание транспорта было брошено два десятка пикирующих бомбардировщиков, но потопить корабль они так и не смогли. Сначала сделать это им помешала дымовая завеса, которую согласно приказу генерала Рокоссовского ставили над любым транспортом, по тем или иным причинам оказавшимся в Севастополе днем. Затем гитлеровским стервятникам под удар было подставлено старое гидрографическое судно, потерявшее ход. Именно оно приняло на себя град бомб фашистов и было ими потоплено, сохранив для осажденного города свыше 500 тонн боеприпасов и боевое пополнение численностью в бригаду.

Когда Мехлис узнал о случившемся, его гневу не было предела. В кратчайшие сроки было проведено расследование, и все виновные в случившемся пошли под трибунал. Звания, награды и сроки летели подобно осенним листьям в ветреную погоду. Первый комиссар страны был безжалостен к нарушителям, впрочем, и он был вынужден считаться с военным временем. Лишившись званий и должностей, виновные сохранили жизни, ибо все приговоры были отложены на время войны.

Что касается адмирала Октябрьского, то он основательно поседел, когда Мехлис зачитал ему проект телеграммы к Верховному Главнокомандующему. Попади она на стол Сталина, и бедному Филиппу Сергеевичу уже ничто бы не помогло.

– Ваше счастье, что для её отправки в Москву нужно две подписи; моя и генерала Рокоссовского. Свою подпись я уже поставил, но вот командующий не согласен со мной. Он не видит вашей полной вины в произошедшем случае. Пока не видит, но если по недосмотру ваших подчиненных пострадает ещё один транспорт, я вам не завидую, Октябрьский, – холодно произнес Мехлис, и у адмирала защемило сердце от предчувствия того, как ему будет плохо. С трудом сдерживаясь, чтобы не схватиться за ноющую грудь, пересохшими от волнения губами Филипп Сергеевич пообещал своему мучителю, что контроль за отправкой транспортов в Севастополь будут удвоен, утроен – ужесточен, одним словом.

– Я лично прослежу за тем, чтобы подобного безобразия не повторилось, товарищ Мехлис. Лично, – заверил Октябрьский первого комиссара, и тот согласился не отправлять телеграмму в Москву, но тут же выкатил новые требования к флоту, составленные к этому времени генералом Малининым.

Все это было потом, а утром 10 июня, взбодренный хорошими известиями от летчиков и моряков, командующий 11-й армией пребывал в хорошем настроении. Шестое чувство подсказывало ему серьезную удачу в этот день, и оно его не обмануло. Не прошло и часа, как наблюдатели донесли, что в результате выстрела одного из «Карлов» на форте «Максим Горький» замечен взрыв, после которого огонь русской батареи ослаб. С замиранием сердца генерал потребовал скорейшего подтверждения этого сообщения от летчиков, и оно вскоре поступило. Сначала летчики сообщили по радио, что одна из башен батареи сорвана с погона, а затем это было подтверждено напечатанными фотографиями.

Радость о хотя бы частичном уничтожении ненавистной батареи у всех присутствующих в штабе офицеров была огромна. Все наперебой поздравляли друг друга с успехом, и в этом радостном гуле потонуло сообщение о том, что прошлой ночью русская авиация уничтожила несколько зенитных установок. Горечь потерь оставила свою зарубку на душе генерала, но не смогла испортить предчувствия скорой победы.

Несколько отойдя от прежнего рисунка наступления, в этот день Манштейн первыми двинул в бой войска генерала Фреттера-Пико. После привычной бомбардировки передовых позиций русских с земли и с воздуха немцы пошли в атаку при поддержке двух рот танкового батальона 22-й танковой дивизии. Желая создать у противника иллюзию в переносе направления главного удара, Манштейн был вынужден частично задействовать свой танковый резерв из-под Керчи. Стремясь хоть как-то компенсировать ослабление этого заслона, он согласился на включение в состав танковых рот трех трофейных советских танков КВ.

Задумка лучшего тевтонского ума была неплохой, но все пошло прахом из-за её скверного исполнения и активного противодействия генерала Новикова. Первая заключалась в том, что, несмотря на активные действия против южного сектора русской обороны, немцы так и не смогли вскрыть полностью всю её схему. Будучи полностью уверены в том, что уничтожили всю переднюю линию укреплений противника, немецкие солдаты шли в наступление и натыкались на новые очаги сопротивления. Пытаясь исправить допущенные ошибки при помощи артиллерии, через некоторое время Фреттер-Пико вновь атаковал, и вновь безрезультатно.