Юрий Корчевский - Ученик Путилина [litres]

– Знакомы ли вам фамилии Косарев, Охлобыстин или Добродеев?

Лицо Дарьи побледнело. Знает, как не знать, если в подвале была?

– Разве знать их предосудительно?

А у самой голос уже дрожит, испугалась. Судя по тишине, в квартире никого больше нет.

– Нет, конечно, если не брать в расчет, что они злоумышляли против государя. А вы соучастница!

Сейчас важно подавить девушку морально, даже запугать, чтобы за судьбу свою тревога проняла до самых печенок. На упрямицу не похожа, скорее всего, по молодости и глупости попала под влияние заговорщиков. Впрочем, как и студенты, пусть земля им будет пухом. Девушки вообще быстро ведутся на речи звонкие, пусть и пустые. И вербовщиками во все группы являются хорошие ораторы, знатоки основы словесности, обладающие даром убеждения. Это не все могут. Павлу девушку было даже немного жаль. Если серьезных улик против нее не найдется, пожурят и жандармерия официально возьмет ее под наблюдение. То есть без их ведома нельзя менять место жительства, надо регулярно являться и отмечаться, не участвовать в массовых мероприятиях. По большому счету – легко отделается. А если в подвале найдутся компрометирующие серьезные данные, то светит ей статья о государственной измене и ссылка в Сибирь или каторга. После выстрелов Засулич ввели смертную казнь через повешение.

Лицо девушки вовсе белым сделалось, на лбу испарина выступила. Павел забеспокоился – как бы девица в обморок не упала. Грохнется на пол, а у него даже нашатыря нет.

– Что-то мне нехорошо, – сказала девушка. – Можно мне на кухню? Водички попить.

– Ступайте.

Слегка покачиваясь от слабости, Дарья прошла на кухню. Было слышно, как полилась вода в стакан, потом Дарья пила. Легкий стук дверцы шкафа, шаги. Павел повернул голову, потом тут же вскочил, сунул руку во внутренний карман пиджака, где лежал револьвер. Потому что в руках Дарьи был револьвер, и девушка целилась в него, а палец выжимал спусковой крючок.

Выстрел! Комната наполнилась дымом от сгоревшего черного дымного пороха. Впрочем, бездымный появился позже. Но боли или удара Павел не почувствовал. Успел выхватить свое оружие, еще выстрел. Это Дарья стреляла. И опять промах. Это с четырех-то метров! Третьего выстрела Павел сделать не позволил, выстрелил девушке в правое плечо. Револьвер выпал из ее руки, плечо окрасилось кровью, она рухнула на пол.

Черт, черт, черт! Надо оказывать помощь теперь! А есть ли в квартире аптечка?

Во входную дверь звонят и стучат. Павел открыл. Как был с револьвером в руке. На пороге солидный господин.

– Что здесь происходит? Кто стрелял? Вы кто?

– Я стрелял в ответ на выстрелы Дарьи. А вы кто?

– Ее отец! Пустите меня.

Мощной рукой он отодвинул Павла в сторону и вошел. Увидев дочь на полу без чувств и с окровавленным плечом, повернулся и с каким-то рычанием, как медведь, двинулся на Павла.

– Стоять! Жандармерия! Стоять, а то застрелю!

Упоминание о жандармерии заставило мужчину остановиться.

– Лучше перевяжите ее, в тюремной больнице лекари не самые лучшие.

Мужчина кинулся в одну комнату, другую, засуетился.

– Господи, где же аптечка! Ею ведает супруга. У вас на руке кровь!

И верно, на левой кисти несколько капель. Подумал – вымазался брызгами при ранении девушки.

Видя, что отец Дарьи бестолково бегает, Павел прошел в спальню, оторвал полосу ткани от простыни. Хорошо хоть не шелковая, как любят богатые, а хлопковая. Перевязал, как мог, не обращая внимания на стенания мужчины.

– За что вы так с моей дочерью? – Воздел руки мужчина.

– Вы интересовались кругом ее знакомых? Она попала в плохую компанию, бомбистов. Они сегодня утром сами взорвались, думаю – случайно. Заметку о происшествиях найдете в утренних газетах. Я решил поговорить с вашей дочерью, а она начала в меня стрелять. За покушение на государственного служащего знаете, что ей грозит, знаете?

Мужчина растерялся. Дочь и террорист? Бред! Но револьвер валяется у ее ног, в комнате пахнет порохом.

– Филер?

Мужчина посмотрел на Павла с ненавистью. В народе обычно называли филеров шпиками. Филеры были и в полиции, и в Охранном отделении, занимались наружным наблюдением за лицами неблагонадежными. Набирались на службу, как правило, из унтер-офицеров армии, гвардии, флота. Предпочтение отдавалось разведчикам, охотникам. Не принимались на службу евреи и поляки, так как не вызывали доверия в благонадежности. В самих спецслужбах филеры пользовались уважением, в народе – ненавистью. Документов при себе на службе не имели из-за опасности провала, были прецеденты, причем со смертельным исходом.

Павел в ответ показал жетон жандарма.

– Я бы на вашем месте нашел извозчика. Девушку в больницу нужно.

– Да, да, что же это я? Растерялся что-то.

Мужчина быстрым шагом ушел. Павел подобрал револьвер девушки. Пятизарядный небольшой «Пипер» бельгийского производства. Осмотрел, сунул в карман. Снятие отпечатков еще не практикуется, и оружие лучше убрать с глаз долой. Пока отца девушки не было, быстро прошелся по квартире. Похоже – вот эта комната девичья. Проверил ящики стола, никаких подозрительных предметов или записей не обнаружил. Видимо, все самое интересное в полуподвале. Еще успел осмотреть кухню. Именно здесь хранился револьвер, из которого стреляла девушка. Нашел свернутую трубочкой бумагу. Развернул – столбиком идут фамилии, против каждой какие-то значки. Сунул в карман и почти сразу в квартиру почти вбежал отец.

– Есть извозчик, пролетка у парадного.

– Тогда что же мы стоим? Несите, кстати, дайте мне ключи, я дверь замкну.

– У меня нет, надо посмотреть у дочери в ридикюле. Вообще-то в квартире всегда прислуга, но на сегодня я ее отпустил, какое-то семейное торжество.

Отец вынес дамскую сумочку.

– Позвольте мне.

Павел настоятельно потянул сумку к себе. Вдруг там опасный сюрприз? Нашлись ключи, записная книжка. Павел уложил обе находки в карманы.

– Поторопимся!

Пока отец нес дочь, Павел закрыл дверь на ключ и спустился во двор. Девушка полулежала на руках у отца, пришлось примоститься сбоку на сиденье кое-как.

С тюремными больницами в городе скверно. Женская и вовсе одна, в Тюремном переулке, а с 1844 года, в переулке Матвеева, что в районе Новой Голландии, детище Петра. Позже, в 1877 году, на Казачьем плацу близ Пересыльной тюрьмы появится больница для заключенных, где занимался врачеванием знаменитый доктор Федор Павлович Гааз. Еще была тюремная лечебница на Матисовом острове, набережной реки Пряжки.

Гражданских больниц и военных госпиталей было несравнимо больше. Но девушка должна быть под караулом. Папенька ее уже в курсе прегрешений дочурки и грозящего ей наказания. Из обычной больницы вывезет, как только ей станет лучше, и отправит к дальней родне куда-нибудь в Вологодскую губернию. Поди сыщи ее потом.