Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Ну, мы поехали! — Баурджин галантно помог девушкам усесться на подведённых нукерами лошадей и, подойдя к Боорчу, крепко того обнял, причём, вполне искренне:

— Прощай, дружище… Тьфу ты, не прощай, а — до скорого.

Юноша дал коню шенкеля, и вся процессия умчалась, растворившись в звёздно-лунной полутьме бархатной зимней ночи. Ехали быстро, без остановок и никуда не сворачивая. А чего было сворачивать — вон он, кряж, выделяется на фоне звёзд этаким прильнувшим к самке медведем.

— Куда мы едем? — на ходу крикнула Бурдэ.

— К хорошим людям, — улыбнулся в седле Баурджин.

— К каким?

— К хорошим… Хан Эрхе-Хара вас устроит?

— Эрхе-Хара?! Да как же мы тебя отблагодарим за такое чудо?!

— Сказал бы я как…

— Что-что?!

— Потом скажу!

Снежная пыль летела из-под копыт сверкающим раздробленным жемчугом, поросший редколесьем кряж быстро приближался — и вот уже из-за деревьев послышались крики:

— Баурджин, ты ли это, наш нойон?

— Я, — улыбаясь, юноша бросил поводья и с удовольствием наблюдал, как, скатившись с кряжа, бегут к нему верные воины — мелкий Гамильдэ-Ичен, здоровяки Юмал и Кооршак, Гаарча с Хуридэном, Ильган и Цырен, и прочие «суслики».

— А мы-то думали уже уходить в степь, нойон!

Нойон… Баурджин усмехнулся:

— Рано нам в степь, парни! Есть у нас… Есть у нас ещё дома дела!

Взлетев в седло, с силой резанул плетью по боку коня. Всхрапнув и прижав к затылку уши, он понёс его в степь.

Войска растянулись в степи по всему фронту, так что прикрывавшие левый фланг воины рода Олонга — в их числе и десяток Баурджина — даже не видели тех, кто находился справа. Да что там справа — и в центре огромное количество воинов и лошадей представлялось одной сплошной массой. Сколько их всего было? Ответ знает лишь ветер.

Сидя в седле, Баурджин скосил глаза на своих и вздохнул — его десяток, как, впрочем, и десяток Кэзгерула, выглядел самым бедным, можно даже сказать — нищим. Ни сабель, ни железных шлемов, ни панцирей из толстой воловьей кожи, одни лишь вывернутые полшубки да луки со стрелами. Да, ещё — короткие копья. И все… И все! Хотя и этого не мало, уж чего-чего, а стрел-то имелось в достатке, и самых разных — тяжёлых, длинных, легко пробивавших кольчуги, и лёгких, дальнобойных, сигнальных и зажигательных. И всё же стрелы стрелами, а в ближнем бою не помешали бы и сабли… ещё бы научиться ими владеть. Ну этому никто не учил ни Баурджина, ни Кэзгерула, не говоря уж о всех прочих «сусликах». Тяжёлая боевая сабля — оружие аристократа, остальным же достаточно лёгкого копьеца с крюком, аркана да тугого лука.

Главная задача, поставленная легковооружённым ратникам, заключалась в следующем: налететь, наделать побольше шума и увлечь за собой врага притворным отступлением. Увлечь не чёрт знает куда, а во вполне определённое место, чтобы подставить под удар тяжёлой конницы. Ах, какая славная была эта конница, как сверкали на солнце доспехи из мелких железных пластинок, защищавшие не только всадников, но и их коней, как развевались разноцветные перья, вставленные в навершья шлемов, как сияли наконечники копий! Рыцари, как есть — рыцари! Да, приходилось признать, тяжёлая кавалерия кочевников явно не соответствовала тем представлениям о ней, что имелись у Дубова. Закованные в доспехи витязи, похоже, ничуть не уступали по силе прорыва хвалёному западноевропейскому рыцарству!

Вдруг какое-то волнение охватило всех, затрубили трубы, забили барабаны, заулюлюкали, захохотали воины — впереди, на заснеженной равнине, показались первые ряды вражеского войска. Инанч-Бильгэ и Эрхе-Хара всё ж таки загнали в угол старого кераитского хана Тогрула — и тому ничего не оставалось, кроме как принять открытый бой. Кераитов было мало, многие из них, привлечённые цветистыми обещаниями и клятвами, встали под знамёна мятежного ханского братца Эрхе-Хара. Надо сказать, тот неплохо умел уговаривать и все свои обещания обычно выполнял… если некуда было деваться.

И всё же войска у престарелого Тогрула было вполне достаточно… нет, не для того, чтобы победить, а чтоб нанести врагу наибольший урон. Погибнуть с честью, кажется, не было больше выхода для старого правителя кераитов! Однако собирался ли тот погибать?

Всадник на белом коне быстрокрылой птицей пересёк равнину и, остановившись рядом с Жорпыгылом, передал приказ для всей сотни. Жорпыгыл, выслушав, почтительно кивнул и в свою очередь отправил вестового на дальний край — к самым бедным десяткам.

— Пойдёте в бой не сразу, а чуть погодя, — осадив коня, оскалился вестовой — Аракча, всё тот же Аракча, явный зложелатель и недруг обоих побратимов. — Ханы решили — сначала наступает правое крыло, затем — центр, и уж после — вся наша сотня. Ну и вы, куда ж без вас? — Аракча презрительно сплюнул и продолжал: — Ваша задача — лихим налётом вклиниться в основные ряды врага и притворным отступлением заманить его к дороге на перевал — под громящий удар наших славных воинов из засадной «тысячи» повелителя Инанч-Бильгэ! Ясна задача?

— Чего ж тут не ясного? — Баурджин пожал плечами. — Вклиниться и заманить. Заманим — эко дело!

— Смотрите только, не перепутайте, кого заманивать, — скривился, словно от зубной боли, Аракча. А может, у него и в самом деле болели зубы, оттого и злобился на всех, как шакал? — Нукеры хана Тогрула носят на шлемах серые перья кречетов. Их и заманивайте, во главе с самим ханом.

И снова запели боевые рога, и гневный рокот барабанов перебил воинственный клич. Качнувшись, опустились копья, сверкнули с лязгом вытащенные из ножен сабли, и тучи тяжёлых стрел с воем затмили небо. Наступление началось.

Первым, как и было указано ханами, ринулся на врага правый фланг, расстилаясь по равнине широкой лавой. Меткие стрелы врага вырывали из седел всадников — одного, второго, десяток — Баурджину было хорошо видно, как падали в снег люди, а лишённые седоков лошади всё так же продолжали свой безумный бег, теперь уже бессмысленный.

— Хур-ра! Хур-ра! — орали на скаку всадники.

И вот они наконец достигли вражеских рядов, сшиблись… И, преследуя, поскакали дальше — враг отступал, явно уклоняясь от прямого боя.

Звякнув упряжью, пришли в движение шеренги основных сил найманов — всадники стегнули коней и, убыстряя ход, понеслись по равнине.

— Ну, вот. — Баурджин обернулся к своему десятку. — Будьте наготове, скоро и наша очередь.

— Мы давно готовы, нойон! — звонко выкрикнул Гамильдэ-Ичен.

Ишь как они его — нойон! Князь, стало быть… А какой он князь? Баурджин поморщился — не князь, а самый что ни на есть трудовой крестьянский парень. То есть, конечно же, не крестьянский, а пастушеский.