Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Обыщите его! — коротко приказал мужчина, и воины выполнили указанное быстро и с необычайным проворством.

— Вот, господин! — Один из них с поклоном протянул сорванный с шеи юноши амулет и… золотую пластинку-пайцзу с изображением кречета.

— Ого! — внимательно разглядывая пайцзу, незнакомец неожиданно улыбнулся. — Да ты, похоже, наш человек… Где ты это взял?

— Дал один человек, — не стал крутить Баурджин. — И ещё обещал большее…

— Что за человек?

— Повелитель. — Юноша припомнил, как называли желтоглазого там, в заброшенной охотничьей хижине. Вспомнил и другого. — С ним ещё был один воин, которого звали Джельмэ.

— Джельмэ?! — Незнакомец так и подскочил. — Так ты знаком и с Повелителем, и с Джэльмэ? Хм… Если, конечно, не врёшь и не украл эту пайцзу.

— Нет, не украл!

— Почему я должен тебе верить?

— Резонный вопрос, — Баурджин улыбнулся. — Не хочешь — не верь!

— Если я не поверю, — наставительно произнёс незнакомец, — то буду вынужден приказать сломать тебе спину. Так что в твоих интересах рассказать о себе все, и как можно убедительнее. Начинай, путник, — ночь длинная, а мне всё равно не спится.

— Вообще-то я тороплюсь. И даже не знаю, кто ты такой.

— Меня зовут Боорчу, к твоему сведению! Ну, говори же — кто ты и куда пробирался под покровом демонов ночи?

Баурджин улыбнулся:

— Странная у нас выходит беседа. Я стою, причём со связанными руками… А ты, смотрю, пьёшь кумыс…

— Айран, — поправил Боорчу. — Он гораздо крепче.

Пленник совсем обнаглел:

— Вот и я бы не отказался!

— Все бы не отказались… А впрочем, садись. — Боорчу повелительно махнул рукой воинам. — Развяжите его! И принесите вторую плошку. Ну, рассказывай!

— Сначала выпьем. — Невольный гость с удовольствием растёр запястья.

— Конечно, выпьем, — кивнул хозяин. — Это ж никогда не помешает!

— Верно, не помешает, — с готовностью поддакнул Баурджин.

Выпили по одной, потом — по второй, по третьей — ух, крепкий же был айран! — и после четвёртой юноша приступил к рассказу.

В голове, правда, шумело, а мысли путались.

— Ты наливай, наливай, Боорчу… Слушай, а айран у нас не кончится? Магазинов-то в степи нет!

— Не, не кончится. Много. А ну-ка давай ещё! Ты заедай, заедай, не стесняйся.

— Закуска градус крадёт!

— Э, хорошо сказал! А что такое — градус?

— А, чёрт, не поймёшь… Давай наливай лучше!

Чем больше они пили, тем лучшими друзьями становились. Дубов уже замечал: выпив, кочевники становились добрыми, дружелюбными, словоохотливыми, такими, что глянешь — ну, нет лучше людей, не может быть просто! Улыбались, пели песни, тёрлись носами — это вместо поцелуев — словом, выказывали друг другу всяческое участие. И никаких драк, никакой злобы и пьяных разборок — ничего подобного! Среди своих знакомцев, русских и гм-гм… не очень русских, генерал Дубов знавал таких много, да хоть взять того же Брежнева. И так-то человек неплохой, а уж под градусом — так прямо золото! Как и многие… Но были и другие — те, выпив даже и не очень много, превращались в раздражённо-злобных особей, да-да, именно — в особей, людьми таких даже и нельзя было назвать. Дрались, шумели, словно пьяные финны в Ленинграде на Невском… Словно пьяные финны — уж тем точно нельзя было пить! Да-а… Дубова вдруг осенило — наверное, именно от монголов русским досталось дружелюбное такое винопитие, доброе, с весёлым застольем, а вот злое — от финнов, вернее — от финно-угров.

Ах, какой приятный человек этот Боорчу! Ну, в высшей степени приятнейший. И слова какие умные говорит:

— А выпьем-ка ещё, друг Баурджин!

Правда, юрта, кажется, не его — что-то плохо он в ней ориентируется, явно не знает, где что лежит. Ну, и ладно. Всё равно — хороший человек.

Выпьем, Боорчу! Конечно, выпьем! Ещё бы не выпить! Эх, гулять так гулять — коль пошла такая пьянка, режь последний огурец… Вообще-то, конечно, и о приятелях забывать нельзя, ну, о тех, что ждали сейчас… где ж они ждали-то? Ах, да, в лесочке на горном кряже. Или — на горном кряжу, интересно, как правильно?

Баурджин потёр уши, стараясь чуть протрезветь. Ведь в конце концов не затем он сюда пришёл, чтобы пьянствовать.

— А зачем? — икнув, переспросил Боорчу, и Баурджин в испуге зажал рот рукой — ну, надо же, вслух размышлять начал!

— А заблудился, — махнул рукой юноша. — Вижу — кочевье, обрадовался. Вот, думаю, там-то я точно отыщу проводника. Слушай, а ты мне его не дашь, проводника? Двух?

— Двух не дам. — Боорчу явно качнуло к кошме. — И одного тоже не дам. Нет у меня проводников, сбежали, собаки, вместе со своим скотом. Одни юрты, вон, остались, да девки… девки нам случайно попались… О! Девку хочешь? Дам!

— Девку? — Баурджин почесал затылок. — А, вообще, давай… Двух!

— Э-э, хватит тебе пока и одной, — шутливо погрозил пальцем новый приятель. — Другая мне нужна, я-то с кем буду тешиться? Понял, да? То-то! Иди ты — на ту половину, а я — на эту. Девки там… сейчас я тебе одну пригоню — налетай, пользуйся, раз человек хороший!

Пьяно пошатываясь, Боорчу поднялся на ноги и тут же повалился за занавеску, в женскую половину юрты. Послышался девичий визг, затем успокаивающее бормотанье, а потом… Потом к очагу выскочило юное создание в зелёных шёлковых шальварах из тонкого шелка. Кроме шальваров, собственно, на создании ничего больше не было, если не считать массивного ожерелья на тонкой шее, то ли золотого, то ли медного.

— О! — обрадовался Баурджин. — Ты кто?

— Твоя наложница, господин! — Девушка низко поклонилось, так низко, что стали видны плечи.

— А как тебя зовут?

— Бурдэ, господин.

— Ну, что ж, Бурдэ, идём… Хотя нет. Скажи-ка, нет ли в юрте чего-нибудь отрезвляющего?

— В юрте нет, — Бурдэ покачала головой, и две её груди, два бутона с острыми коричневатыми сосками, соблазнительно качнулись. — Разве что на улице взять овечий навоз да хорошенько понюхать. Говорят, хорошо помогает!

— Да? — Баурджин с подозрением взглянул на девчонку, немного подумал, и залихватски махнул рукой. — А, неси, попробуем!

Накинув на плечи валявшийся на полу полушубок, Бурдэ выскочила из юрты и вскоре вернулась с целой корзиной навоза… который юноша тут же принялся нюхать со всем старанием, наверное, больше уместным в несколько иной обстановке. Ну и запах же! Бррр… А ведь, кажется, помогает! Нет, ну, точно — помогает! А эта Бурдэ вроде ничего… хорошенькая. Волосы чёрные, гладкие, заплетённые в две толстых косы-крыла, носик маленький, глаза большие, тёмные, живот плоский, худой, а вокруг пупка — разноцветная татуировка или тавро…

Силясь рассмотреть, Баурджин привлёк девчонку к себе… и та прижалась к нему со всей силой. Затем отпрянула трепещущей ланью, лукаво вздёрнув брови, скинула вмиг шальвары, потом, прыгнув рысью, повалила юношу на кошму, ловко стягивая с него одежду…