Алиса Климова - Уроки ирокезского

– Нам, женщинам из хороших родов, только и остается, как творить искусство, жаль что немногие это понимают. Спасибо, Александр Владимирович, за то, что хоть вы поняли это. Но почему вы обратились ко мне? Княжна Белозерская, мне кажется, искусство понимает великолепно, и даже госпожа Суворова…

– Елена Андреевна творит еще кое-что, она директор и научный руководитель института радиофизики. А Ольга Александровна руководит исследовательским институтом органической химии…

– Уели, Александр Владимирович, как есть уели! Я только хочу теперь задать один вопрос: говорят, что вы свои новые министерства намерены разместить в Москве?

– Это верно. Но поскольку Феликс Феликсович всяко является адъютантом Сергея Александровича…

– Министерство культуры… надо же! А чем оно будет заниматься?

– Вы будете определять, какие фильмы нужно снимать для народа, какие книги печатать… что преподавать в школах по классам русского языка и литературы.

– Книги и без этого печатают. Мне что, предстоит стать главным цензором?

– Зачем? Пусть печатают то что печатают, а вы будете определять, что будет издавать уже само государство. И как издавать. Чтобы, эх-эх, пришло то времечко, когда мужик Белинского и Гоголя с базара понесет.

– И у государства хватит денег заказывать это в нынешних издательствах? Или вы думаете принуждать их издавать то, что я, допустим, выберу?

– Зачем? Я вам для книгоиздания выделю… да хоть Чеховский полиграфический комбинат! И книг государство – то есть Министерство культуры – будет выпускать поболее, чем все нынешние книгоиздатели. Ну а вам предстоит определять, каких…

– Забавное предложение, уж чем-чем, а книгоизданием-то я никогда и не занималась. Но вы знаете, мне сама затея нравится. А кроме книг что мне нужно будет делать?

– Боюсь, что дел будет немало. Вот взять того же Бомарше: полная ведь бездарность – как мошенник, и помер в нищете. А ведь драматург-то он от Бога был, но на достойную жизнь пером заработать не сумел и занялся делом, в котором не смыслил. И задачей министерства в том числе будет и создание условий, чтобы те, кто творит культуру, кошельки по карманам зевак не воровали. Но и чтобы бездари к кормушке такой не приникли тоже – а тут, сами понимаете, человек требуется с безупречным вкусом.

– Даже так? Спасибо за комплимент, но это было бы и в самом деле интересно. Я принимаю ваше предложение, но с условием: если почувствую, что не справляюсь, подаю в отставку и вы от того обижаться не будете.

– Не буду, это я вам точно обещаю – потому что уверен, что вы справитесь. И тем более буду рад пригласить вас в Москву, где послезавтра состоится публичная премьера фильма. Кому же, как не министру культуры, его представить публике?

Вечером, когда "канцлерский поезд" уже нес нас в Москву, Машка поинтересовалась:

– Саш, ну зачем ты ее так хвалил? Камилле-то, небось, обидно было.

– Дочь наша, работа у меня такая – людям в лицо врать. А Камилла у меня умница и красавица. Ты тоже красавица, но еще не совсем умница, и не знаешь, как жена моя любимая, что княгиню Юсупову крестьяне в Архангельском называют за глаза не иначе как "барыня малахольная", а в южных поместьях батраки ее именуют исключительно матерно.

– А почему в Архангельском иначе?

– А там место отдыха, работать крестьян особо не заставляют. Ладно, спать иди, завтра небось с утра в Можайск помчишься…

Камилла задала другой вопрос:

– Зачем тебе Зинаида Николаевна?

– Вся та шушера, что мнит себя "высшим обществом", теперь некоторое время будет неистово одобрять любые действия канцлера. Жаль, что недолго, но потом уже поздно будет…

– А когда она уйдет?

– Она не уйдет. Первый в мире министр культуры… первая в мире женщина-министр – нет, не уйдет. Впрочем, культуру в России она поднимет, у этой дамы хватка железная.

– Ну тебе виднее. В Москву в восемь приедем? Спи уже, доктора говорят, мне нельзя!

– Врут.

– Мне не врут, спи!

Александр Львович с любопытством оглядел комнату. Очень интересную: хотя на первый взгляд обстановка выглядела не просто бедно, а вызывающе примитивной, сама комната казалась гармоничной и… удобной в своем назначении. То есть о ее назначении Александр Львович мог пока лишь догадываться, но скорее всего он не ошибался. И не ошибался он, вероятно, и в том, где расположена эта комната… вот только он не имел ни малейшего понятия о том, как он сюда попал.

И вообще, последнее, что он с уверенностью помнил – это кафе в Лозанне, куда он зашел перекусить после очередной, причем весьма бурной, встречи с "коллегами". Он еще обратил внимание на двух весьма молодых дам – очевидно, провинциалок, которые все время хихикали, довольно громко обсуждая названия из винной карты. А следующим, причем не очень четким, воспоминанием был уже небольшой, но довольно приличный номер… в отеле? Вероятно, да: горничная, убирающая в комнате, осуждающе бурчала по поводу постояльцев, успевающих "так набраться уже с утра". Тогда Александр Львович решил притвориться спящим – но проснулся совсем уже в другой комнате. Где – под внимательным присмотром двух молодых людей в странных мундирах, привел себя в порядок и откуда затем прошествовал уже сюда. В комнату, где за каким-то простецким письменным столом сидел молодой человек и что-то писал.

А когда он оторвался от письма и поднял голову, гостю почти сразу стало очень страшно, хотя хозяин комнаты вовсе не походил на чудовище. Наоборот, с улыбкой на лице и явно получая удовольствие от ситуации, он спросил:

– Ну что, Израиль Лазаревич, допрыгались?

– Вы, вероятно, меня с кем-то спутали… – ответ прозвучал неуверенно и оттого, наверное, показался молодому человеку смешным. По крайней мере он рассмеялся уже в голос:

– Вас, господин Гельфанд, я ни с кем не путаю. То есть возможно я и мог бы ошибиться, но вот люди, которые вас ко мне пригласили – они не ошибаются никогда.

– Это называется пригласили? – Александр Львович так удивился, что слова эти у него совершенно автоматически.

– Если бы я попросил вас доставить, то вы сейчас лежали бы вон там на резиновом коврике…

– На резиновом?

– Да. Не люблю, знаете ли, пачкать пол экскрементами тех, кто их в себе сдержать не может. Я вас пригласил, и пригласил, чтобы сделать простое предложение. Причем думать вы можете сколько угодно, вас – после нашей беседы – доставят куда вы захотите. Обратно в Лозанну… или на вокзал, если вы пожелаете куда-то ехать самостоятельно.

– Обязательно уехать?

– Да, России вы больше не нужны. Совсем. У вас будет трое суток чтобы Россию покинуть, возможно навсегда.

– То есть возможно?

– Единственная альтернатива – я попрошу вас доставить. В противном случае вас пристрелят еще на границе… впрочем, это потом. Сначала я излагаю свое предложение: вы вообще забываете, что существует Россия… и Османская империя, кстати, тоже. Да, и в этом случае вы продолжите свою спокойную и размеренную жизнь.