Алиса Климова - Уроки ирокезского

Единственный из ведущих актеров (из четырех), кто со мною не спорил, был Владимир Николаевич Давыдов, приехавший из Петербурга – его, после прочтения сценария, на роль порекомендовала Вера Федоровна. Замечательный человек оказался, и не только как актер: он "не спорил" так, что все остальные (трое) все же делали именно то, что говорил я – и съемки заняли всего лишь месяц. Ну, если не считать почти двух месяцев, потраченные на репетиции, конечно: все же актеры-то были театральные, привыкли "играть телом" и идея "крупных планов" оказалась для них новой, а потому потребовала определенной "перестройки стереотипов"…

Все же Юнгвальд-Хилькевич (титры фильма тоже "оказались" в записях Марши) был гением: я несколько раз пытался впихнуть песни целиком – и каждый раз убеждался, что целиком они просто не подходят. Не "не влезают", а просто испортят фильм. Так что в результате у меня получилась практически "покадровая копия": музыку-то я помнил очень неплохо, а превратить мое "мандалинное бренчание" в нормально оркестрованное произведение еще два с лишним года назад помогли преподаватели из Векшинской "консерватории". Ну им-то не привыкать, не первый раз… хотя тогда включить в оркестровку электрогитару им удалось далеко не сразу. Да и саму гитару я тоже очень не сразу сделал (а без Степки – вообще бы не сделал).

На монтаж фильма я потратил еще месяц, главным образом мучаясь со стыковкой фонограмм – но этот месяц был потрачен все же не зря: за время съемок Камилла на меня довольно сильно обиделась – поскольку все время посвящал "какой-то ерунде" и часто даже домой не приходил на ночь, но когда я ей показал результат (ей – самой первой, еще монтажную копию), жена, внимательно на меня посмотрев после окончания фильма, прокомментировала увиденное просто:

– Саш, извини меня за то, что я обижалась. Да, люди должны увидеть то, что ты придумал, лишить их этого было бы… слова не могу подобрать. Не жестоко, не несправедливо… неправильно, вот. Ты поступил очень правильно. И я обещаю: больше я никогда не буду на тебя обижаться. Просто потому что то, что ты делаешь, приносит счастье. Все что ты делаешь. Ты видишь то, что другие не замечают… пока не замечают. И если тебе потребуется помощь от меня… любая, даже если тебе нужно будет чтобы я тебе просто не мешала…

Фильм отправился на кинокопировальную фабрику, а я целых две недели наслаждался тихим семейным счастьем – просто потому, что нужные люди расставленные по нужным местам делали свои нужные дела, и делали их очень хорошо.

К первому мая гарнизон Груманта был увеличен до почти пятнадцати тысяч человек, туда завезли изрядное количество всякого оружия – причем все это делалось совершенно открыто, почти вызывающе. Например, пушки семидюймовые – уже собственной выделки – грузились в Мурманске на корабли просто на "торговых" причалах – поскольку "больше не нашлось портовых кранов, способных грузить по двадцать тонн зараз". Да и там это делалось довольно неспешно – "ну опыта у грузчиков не было". А по нынешним временам-то шесть таких пушек – очень даже нехилое такое укрепление обороны. Ну да, по мощи – почти как у одного британского дредноута… если не считать уже расположенные там восемь десятков "японских" орудий.

И когда "международное общественное мнение" полностью склонилось у тому, что Россия будет все же воевать за Грумант и разнообразные импортные политики запаслись попкорном и заняли места на заборе, случилась мелкая конфузия. Как раз первого мая и случилась: я выпустил очередной указ.

То есть указы я давно уже штамповал как пресловутый "бешеный принтер", но этот был несколько необычным. Как по содержанию, так и по исполнению. Хотя вроде бы простой указ, о начале войны.

В указе я сначала оповещал русский народ о том, что вероломные норвежцы объявили нам войну – что было истиной. Но далее я сообщал, что Россия, хотя воевать и не хочет, но к отражению вражеского нашествия всегда готова – что в целом было близко к правде. Однако, сообщал далее я, Российские войска вторгаться в Норвегию не собираются, а выстраиваются вдоль границы и именно там встретят врага во всеоружии и – если норвежцы воевать не передумают – там же его и похоронит, поскольку войск достаточно.

Все это было в общем и целом красивыми словами, цирк начинался дальше. Поскольку следующим пунктом народу сообщалось, что так как Норвегия долгие годы не имела собственной государственности, Россия эту самую границу – вдоль которой с утра уже обосновывались части Красной Армии – признает в полном соответствии с последним Договором между самостоятельной Норвегией и Россией (а точнее, с княжествами, правопреемником коих Россия является). А именно – в соответствии с договором между норвежским королем Хаконом IV Старым и князем Александром Невским от тысяча двести пятьдесят первого года…

Шестьдесят километров вдоль берега реки Тана от финской границы до Танафьорда неспешно занимали шестьдесят тысяч солдат. Которые столь же неспешно выкатывали на этот самый берег три тысячи пушек. Небольших – как раз "салютных пушек Рейнсдорфа", но вид все равно получился внушительный. В особенности, если учесть и такое же число пулеметов, торчащих между пушками. Понятно, что никакого сопротивления войска не встретили, так как на занимаемой земле норвежский войск вообще не было, а местное население если и имелось, то, как любит говорить моя драгоценная супруга, "в следовых количествах". То есть на территории от Таны и до самой "старой" русской границы бывших подданных короля Хакона, но уже под номером семь, впоследствии удалось насчитать чуть менее семи тысяч человек.

Вот так началась эта война. И так она и закончилась, чему деятельно помогла урожденная принцесса Дагмар. По родственному помогла, поскольку этот Хакон в девичестве носил имя Кристиан Фредерик Карл Георг Вальдемар Аксель и приходился не только родным сыном датскому королю, но и, естественно, родным племянником Марии Федоровне. И старушка смогла объяснить племяннику, что русский канцлер "всегда обещанное исполняет", так что лучше мирный договор молча подписать. Потому что этот самый канцлер пообещал уже народу, что если Норвегия все же начнет воевать, то Россия заберет обратно и земли, подаренные еще Харальду Суровому Ярославом Мудрым – и граница будет установлена по Люнгенфьорду…

Король Хакон отправил в отставку правительство – обвинив их во всем случившемся (что было совершенно верно), народу рассказал, что проживавшие на оттяпанной территории люди все равно были финны и саамы, так что вроде и не жалко утраченного. Англичане заявили протест, который был проигнорирован, а французы с немцами промолчали. Потому что на всякий случай был выпущен указ о том, что Россия и все ее поданные навсегда освобождаются от любых долгов перед странами, ведущими с Россией войну, и их гражданами. А долгов у нас еще осталось довольно много…