Алиса Климова - Уроки ирокезского

Самолет у них получился очень "корейским": и набор, и фюзеляж с крыльями тщательно выклеивались из бамбуковых щепочек (то есть из шпона толщиной на вид в четверть миллиметра), на фенолформальдегидном клее конечно, и они его даже не красили, так что выглядел он как плетеная корзина. Очень необычно – однако обшивка толщиной миллиметра в полтора в результате оказывалась прочнее, чем из обычной "авиационной" фанеры трехмиллиметровая – и самолет получился очень легким и прочным. Из алюминия (то есть из "русского" сплава, называемого "авиал"), были только установленные на крыле гондолы моторов – и этот "бамбуковый" самолет перевозил десять пассажиров на семьсот километров со скоростью под двести пятьдесят километров в час. Очень Корее нужная машина: она обеспечивала быстрый и надежный доступ ко всем "новым" островам страны.

Кстати, этот "авиал" стал основным сплавом и для нынешних отечественных самолетов: в отличие от всем известного дюраля он корродировал довольно слабо, а специальная (хотя довольно длительная и сложная) термообработка делала его весьма стойким к переменным нагрузкам (то есть он внезапно не трескался). Как в ВИАМе его придумали, я не разбирался, но, очевидно, заповедь электрика "алюминий-медь – неконтактная пара" и там кого-то натолкнула на верную мысль, так что сплав алюминия с цинком и магнием (и кучей других присадок по мелочи) несмотря на повышенные цену и сложность обработки быстро отвоевал свое место в авиастроении. Да и не только в нем…

Хотя в области всякой "новой техники" делалось уже столько, что я даже серьезные изобретения отслеживать не успевал. Да и не очень-то и хотелось: все, что знал, я уже народу рассказал, а у самого "изобреталка" так и не выросла. И вообще другими вещами занимался.

К столетию Некрасова в Малом театре была поставлена пьеса "Петербургский ростовщик", и мы с Камиллой сходили на представление. Ну сходили и сходили, если бы не сходили, то и потеряли бы немного. Однако дома я вдруг вспомнил песню про денежки, которые слаще пряника и милее девушки. Песню я на всякий случай записал на бумажке, после чего поделился с женой оформившейся мыслью. Мудрая жена мысль слегка покритиковала:

– Саш, у тебя, мне кажется, времени не будет. То есть фильм-то ты сделаешь, и сделаешь хорошо – но после этого от переутомления заболеешь. Неужели не найдется другого человека, которому это дело поручить можно?

Найти можно кого угодно – если знать, кого искать. Мне для задумки нужен был талантливый режиссер, так что на поиски у меня ушло пара часов: Вера Федоровна, набравшись опыта в съемках под руководством Алексеева и все же выгнавшая (по моему, данному в сердцах, "совету") Мейерхольда с должности режиссера в своем театре, сама занялась этим непростым делом. И довольно успешно: и театр у нее не разорился, и несколько поставленный ею фильмов – экранизаций театральных пьес – народу понравились. Что же до Мейерхольда – у этого тевтона понимание культуры было настолько "сумрачное тевтонское", что в России – с некоторой помощью Юсуповой – работы ему не нашлось и он отбыл творить культуру в Германию. Без особого успеха, впрочем, но мне это было неважно. Важно было то, что Вера Федоровна находилась сейчас в Москве (заканчивая съемки "Женитьбы Бальзаминова") и на мое предложение откликнулась с радостью.

С некоторой радостью: у меня же идей сразу море рождается. Так что сильно спорить насчет того, кто будет играть Лизу Лоскуткову, она не стала. Хотя бы потому, что про исполнительницу она ничего и не слышала… да я и сам с трудом представлял, где ее искать. То есть вообще не представлял, но повезло: за обедом Камилла решила что-то уточнить насчет планируемого "произведения искусства", и я, пребывая в расстроенных чувствах, ответил:

– Мне кто-то рассказывал о молодой, но весьма талантливой девушке, которую зовут Любовь Петровна Орлова. А я имя помню, но где ее искать – понятия не имею.

– Так это я и рассказала, наверное – вдруг порадовала меня ценной информацией Зоя: вся семья новой "канцелярин" перебралась в Москву и, естественно, разместилась в нашей "канцлерской" квартире. – Любочка в нашей школе стала Председателем совета дружины, когда они из Звенигорода в Можайск переехали, мы еще с ней к тебе приезжали магазин цветочный выпрашивать, а теперь она в Консерватории учится на пианистку. Если хочешь, я позвоню в Можайск ее родителям, ее московский адрес узнаю…

– Давай тогда ты все сразу сделаешь: позвонишь, узнаешь адрес, с ней встретишься и скажешь, что Любовь Петровну очень ждет Вера Федоровна чтобы предложить ей роль в новом фильме.

– А она мне поверит?

– Отвезешь ее на киностудию и отведешь прямо к Вере Федоровне. Маш, напиши записку начальству Консерватории с просьбой отпустить Любовь Петровну на съемки…

Нынешняя киноиндустрия работала довольно быстро. "Театральные" (то есть снимаемые в декорациях на студии) фильмы снимались максимум за неделю – ну, если не считать какого-то времени на репетиции. Понятно, что "на природе" фильмы снимались дольше, но обычно недели за две – если не требовалось ждать смены времени года. А сроки подготовки декораций вообще не учитывались, то есть не учитывались съемочной группой: их делала специальная служба киностудии и передавала режиссеру уже все готовое к съемкам.

Так что Любовь Петровна, чья роль в фильме была, скажем, ролью второго плана, со съемками управилась дня за три. Ну а мне кино удалось посмотреть еще где-то через пару месяцев, когда фильм "перегнали в цвет", собрали, озвучили, отпечатали…

Ну что можно сказать… "моя" песенка получилась к месту. Коммиссаржевская в ленту вставила еще три песни (а "оригинальные", Некрасовские, убрала), так что фильм вышел довольно музыкальным. И одну из песен как раз Любовь Петровна и исполнила…

Исполнила хорошо – только исполняла эту песню "другая" Любовь Петровна. Внешне вроде похожая (скорее всего просто потому, что была дочерью тех же родителей), но другая. Голос другой… и вообще это был именно другой человек, не тот, которого вспомнил я. И как раз тут до меня дошло, что теперь все и всё будет именно другим. Мир окончательно изменился в тот момент, когда я еще валялся без сознания в степи у Царицына – и каким он теперь будет, не знает никто. И единственное, что можно теперь сделать – это изо всех сил постараться, чтобы этот мир стал лучше того, который я когда-то знал…

Ну, я-то уже здесь двадцать четыре года "старался", и вроде бы, получилось неплохо. Как и обещал Слава, к концу двадцать второго года получилась как-то сбалансировать промышленность, правда золотишка на это дело было потрачено две с половиной тысячи тонн – ну да ничего, постепенно вернем металл обратно. Может быть вернем, ведь, как оказалось, в принципе можно было и без него обойтись. То есть "чисто теоретически" можно было: в мире много где народ недоедал, и вместо золота рынку вполне можно было предложить ну хоть то же зерно. Правда, по весу его понадобилось бы много больше, по очень примерным прикидкам миллионов семьдесят-восемьдесят тонн…