Алиса Климова - Уроки ирокезского

Члены Совмина обдумали данный тезис, мысленно сравнили свои "накопления" с имуществом Марии Петровны… и закон утвердили. Как и ряд других подобных законов, явно стимулирующих богатенькую часть населения денежки вкладывать в развитие предприятий, где уже их дети смогут самостоятельно зарабатывать достаточно для "счастливой жизни". И, в первую очередь, детей правильно учить. Лично я, как мне кажется, своих детей научить смог. Настолько, что теперь мне самому стало особо делать нечего. Ну, почти нечего…

Когда не требуется с утра до вечера "управлять страной", можно и всякой фигней позаниматься "для души". И я занялся одной такой "фигней" со Степаном, а конкретно – мы с ним решили сделать еще один "товар для народа" под названием "магнитофон". Так как у этого народа появилось довольно много свободного времени, то народ массово бросился культурно досужить: в каждом городке создавались многочисленные спортивные общества, кинотеатры ломились от зрителей, да и простые "танцы" на танцплощадках и в клубах собирали толпы людей. Последние были особенно популярны у молодежи, а потому люди, умеющие играть музыку, пользовались у этой молодежи большим уважением. Музыку в каком-то виде доносили до детей почти во всех школах, но лишь в части "послушать и попеть", а обучение игре на разных инструментах все же возлагалось на музыкальные школы и, гораздо чаще, на организуемые при клубах разные музыкальные кружки и студии. Где – просто по закону больших чисел – прорезалось довольно много талантов в том числе и "самим что-то сочинить". Однако сочинить-то – дело доступное, а вот поделиться сочинением с товарищами… Это же не рассказ какой, напечатать в уездной типографии и раздать (или распродать) знакомым и незнакомым не получится. То есть получится, но ведь очень не все оценить смогут…

Конечно, поскольку электрофоны перестали считаться чем-то эксклюзивным, во многих местах появились и небольшие "студии звукозаписи", где за умеренную денежку любой желающий мог создать "носитель музыки". Вот только создать-то он мог лишь в одном экземпляре и с довольно хреновым качеством, а заводов по выпуску виниловых пластинок в стране было не сказать чтобы очень много. К тому же даже самый маленький школьный оркестр в студию просто не влезет.

Ну а магнитофон – это же совсем другое дело! Если их два имеется, то любую запись можно копировать сколько захочется! И вообще…

Вот только магнитофон я предложил Степану делать сразу кассетный. Правда, поскольку я эти кассеты лишь в младенчестве видел, пришлось напрячь фантазию и она (фантазия эта) родила все же что-то приличное. Кассета размером двенадцать на семь сантиметров, внутри пятимиллиметровая пленка толщиной в двадцать микрон. Или тридцать – что при скорости пленки в пять сантиметров в секунду обеспечивало полчаса или сорок пять минут записи на одной стороне. Ширину пленки я "выбирал" исходя из параметров существующих магнитных головок, в "прошлом будущем" она была – на глаз – где-то на миллиметр меньше, но принцип именно "кассеты" реализовать получилось. Ну, кассету-то "изобрести" было несложно, а вот магнитофон к ней…

Но когда задача поставлена (и должным образом профинансирована), то решить ее можно практически всегда. Финансирование – это не зарплата инженеров, это – постройка заводов по выпуску моторов (у первой модели их было два), магнитных головок (я даже представить боюсь, во что встала технология массового изготовления пермаллоевых головок в сапфировом корпусе), прочей точной механики, фиговой тучи прочего всякого разного кой-чего… Выпускающие магнитофоны заводы получали комплектующие с примерно тридцати узкоспециализированных производств – но получилось почти сразу начать выпускать почти полутора сотен тысяч девайсов в год. Правда пока они мне казались дороговатыми для массового рынка: в отличие от электрофона за двадцать семь рублей магнитофон в производстве пока обходился дороже трехсот, но зато он сразу делался "со стереозвуком" (и, понятно, выносными колонками) и достаточно мощным, чтобы обеспечить звуком среднего размера танцплощадку. Так что если его народу "правильно подать", его "возьмут", а со временем и цена уменьшится. По крайней мере у Степана один из инженеров уже приволок проект новой головки, где сапфировое напыление не предполагалось…

Однако очень трудно заниматься всякой фигней если распоряжаешься пятой частью бюджета государства. Практически невозможно – потому что каждый день кто-нибудь, да приходит – чтобы рассказать о том, куда эти деньги нужно срочно потратить. Конечно, разговоры с канцелярин Машкой много времени не занимали, дочь наша просто сообщала какую сумму ей срочно требуется выделить – и лишь изредка "снисходила" до пояснений, на какие цели ей понадобился очередной миллиард. Впрочем, это я загнул, обычно у нее запросы были довольно скромными, а пределах десятка миллионов, да и вообще это случалось не каждый день, а всего лишь раз-два в неделю…

К тому же Слава давно уже вывел хитрую формулу для учета "отклонений" потребных расходов на любой проект от первоначальных смет, и я (в саму формулу не вникая, а лишь учитывая конечный результат) изначально семь процентов от общего "Машкиного" бюджета закладывал в качестве "неизбежного перерасхода" и денежку под это резервировал. На двадцать четвертый год "госбюджет" составлялся на сумму чуть меньше шестидесяти миллиардов, так что четыре с половиной я "отложил" заранее и больше об этой сумме не беспокоился. А "свои" денежки я тратил на три основных проекта: ядерную энергетику, авиацию и железные дороги.

Честно говоря, я теперь и сам удивлялся тому, что "ядерный" проект требовал самую небольшую часть "моего" финансирования. Наверное потому, что основные "капитальные" затраты на получение урана (вместе с месторождениями, конечно) были уже давно "затрачены", нужные заводы построены и запущены, так что теперь большей частью дела двигались неспешно: народ отрабатывал технологии на том, что уже было выстроено и нарабатывал "теоретическую базу". Хотя и до "практики" все же дело дошло: на исследовательском реакторе "атомные инженеры" успели провести кучу исследований (главным образом в части материаловедения) и в декабре двадцать третьего года запустили второй – и уже "промышленный" – реактор. От первого он отличался тем, что воду он нагревал уже до ста восьмидесяти градусов – тяжелую воду, а во втором контуре они поставили паровую турбину, которая крутила генератор аж в три мегаватта. Правда с моей точки зрения эта электростанция (как и самая первая, ториевая) была изрядным извращением: во втором контуре в качестве "рабочего тела" использовался какой-то "тяжелый спирт"… Но все же это стало уже реальным доказательством того, что миллиарды, потраченные на "мирный атом", приносят заметную глазом пользу.