Сергей Григоров - Иллюзия реальности [СИ]

— Зачем? — ощетинился хола. — Чтобы потакать слабости? Мои рассуждения по этому поводу неопровержимы: кто-то направляет вас, людей, по жизни, как кукол-марионеток, нашептывая новые мысли. Отдельные особо чувствительные из вас это прекрасно понимают — не зря вы столько времени и сил тратите на обсуждение религиозных вопросов, постоянно ищете присутствие чьего-то чужого разума, вмешивающегося в ваши дела. Одно время взахлеб говорили о неопознанных летающих объектах, о палеоконтактах с многочисленными пришельцами, и так далее. Так что ты, Лешик, чем теснее наладишь связь с этим «кто-то», тем большей разумностью будешь обладать.

— Да-да, — лукаво сказал Алексей Сковородников, вспоминая свои чувства после воскрешения, — надо только хорошую антенну воткнуть куда следует.

Ник Улин пристально посмотрел на холу, но промолчал, не желая спорить. После непродолжительного молчания спросил:

— Значит, тебе нужен спарринг-партнер?

— Желательно.

— Чем тебе не подходят космодесантники? — спросил Алексей Сковородников. — Они по определению должны быть крепкими ребятами.

— А, — пренебрежительно махнул рукой хола, — слабаки они все.

— Сейчас иные критерии отбора в космодесант, — отозвался Ник Улин на недоуменный взгляд Алексея Сковородникова. — Принимают не физически крепких, а психологически выносливых.

— Я и говорю: слабаки, — гордо повел плечами Яфет.

— Да на тебя хорошего ведьменюку мало…

— Любого медведя я мгновенно завалю, как дохлого барана!

— Должен быть один интересный тебе тренажер, — сказал Ник Улин. — Обычно он не пользуется спросом, и потому его могли припрятать куда-нибудь подальше. Называется он то ли «уравнивающий», то ли «справедливый». Представляет из себя пару костюмов с жестким каркасом. Специальные устройства выравнивают боевые показатели партнеров с тем, чтобы схватка была между совершенно равными по силам и скорости реакции соперниками.

— О! Это мне может подойти. Готов биться с кем угодно с любым гандикапом.

— Не уверен. Тебе может действовать на нервы то, что все движения у тебя будут получаться медленнее, чем обычно. Неприятно также чувство, что много сил тратится на противодействие надетым доспехам.

— Ничего, как-нибудь переживу.

— Ах, да, — вспомнил Алексей Сковородников. — Я сегодня утром получил извещение, что наш начальник устраивает званый обед. Приглашен старший помощник капитана. Что это такое — званый обед, и как проходят такие мероприятия?

— Давненько не бывал я на званых обедах, — протянул Ник Улин, отодвигая от себя пустую тарелку.

— Я волнуюсь, — сказал Сковородников.

— Не надо волноваться — сейчас я все расскажу, — уверенно сказал Яфет, подыгрывая Сковородникову. — Званых обедов я переобедал целую кучу и еще маленькую тележку. Первым делом надо позаботиться о наряде: вы должны одеться так, чтобы бояться любой соринки, которая теоретически могла бы попасть на вас. А также чтобы испытывать огромные неудобства, какую бы позу вы ни приняли за столом. В информационном приложении к приглашению, кстати, приведены образцы такой одежды.

— Не нравится мне это дело, — отозвался Сковородников.

— Нравится — не нравится — кого это интересует? Если мы непосредственно подчинены ремитскому герцогу, нам придется вести интенсивную светскую жизнь. Думаете, ему очень хочется мучиться несколько часов за столом? Как бы еще бал не пришлось ему организовывать, да на целую ночь. Вот тогда-то мы и попляшем!

— Надо будет — и споем, и спляшем, — заверил Сковородников. Затем добавил любимое прежде выражение, всплывшее в памяти только сейчас: — А кому сейчас легко?

Яфет воспрял и зашевелил губами, беззвучно повторяя очередной сковородниковский словесный шедевр, чтобы лучше запомнить.

— Ну, до светских балов вряд ли дело дойдет, — сказал Ник Улин.

— Будем надеяться.

— Должен предупредить, что за званым обедом большое значение придается способу потребления еды, — сказал Яфет. — Так что подучите требования этикета. Не мешало бы и потренироваться немного, как правильно держать вилку и нож, как накладывать себе на тарелку пищу. Заодно — вспомните правила ведения светской беседы. Это очень важно.

— Вспомнить можно только то, что знал, — сказал Алексей Сковородников. — Ладно, где наша не пропадала. То, что не знал, можно додумать. Разберемся.

После завтрака он засел за учебу. Распорядком дня астронавтам отводилось много часов на самоподготовку, а во время надпространственного прыжка — так вообще рекомендовалось почти постоянно совершенствоваться в выбранной области.

Он не без оснований подозревал, что те, кто вернул его к жизни, не только устранили прежние его телесные недостатки, но и сильно усовершенствовали. Внутри, в голове произошли серьезные изменения: буквально каждое слово или воспоминание — он чуть ли не физически ощущал это — порождали длиннющую вереницу образов, вначале ясных и сложных, а далее постепенно размывающихся капризными призраками. Он стал лучше контролировать себя, мог совершать одновременно несколько дел. Чувствовалось также, что значительно улучшилась память — он без труда запоминал огромное количество информации.

Сразу по завершению курса медицинской реабилитации ему составили индивидуальную программу обучения. Чего только в ней не было! — выдержки из школьных учебников, видеоблоки, подборка художественных и научных книг, путеводители по музеям, составленные специально для него справки по всевозможным вопросам… Эверест информационных сведений, даже подступиться к которому поначалу было боязно. Для лучшего усвоения и запоминания ему посоветовали пользоваться специальными устройствами, называемыми гипноизлучателями. Присущее ему недоверие к техническим изделиям, конструкция которых была ему не известна, было побеждено очевидным свидетельством их полезности: при включении этих излучателей повышалась усидчивость. Существенный их недостаток заключался в том, что как-то не получалось под их воздействием думать о Лидочке Гиреевой. А также в несовместимости с работающим аудиплеером — приходилось прерывать поток мелодий и слов, связывающий его с прошлым.

Погруженный в занятия, он пропустил час, когда постепенно начали отключать реактивные двигатели, пока их тяга не стала нулевой, и «Элеонора» помчалась, набирая скорость без выброса массы.

Из гипнотического транса его вывел Яфет, напомнивший о намеченном светском мероприятии.

Отец и сын, король и император, вышагивали по кабинету нога в ногу, не в силах совладать с переполняющими их чувствами.

Ходили от стены к стене.

И меж ними словно стена была.